статьи

Автор: П. В. Мультатули

Известие об убийстве наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда застало Императора Николая II в Финских шхерах, где он отдыхал с семьёй на борту яхты «Штандарт». Царь отнёсся к нему со всей серьёзностью и приказал немедленно возвращаться в Кронштадт. Незамедлительно прервал свой отпуск и министр иностранных дел С. Д. Сазонов. 16 (29) июня 1914 г. Императору Николаю II было доложено содержание расшифрованной телеграммы от военного агента в Вене, полковника, барона А. Г. Винекена, которая поступила в Петербург накануне 15 (28) июня. В ней говорилось: «Сегодня утром в Сараево убиты выстрелами из револьвера наследник престола и его супруга. Убийца – серб». Так в Россию пришло известие об убийстве в главном городе Боснии Сараево наследника престола Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда.

В действительности убийство эрцгерцога было совершено молодым боснийским террористом Гаврилой Принципом, который, строго говоря, сербом в тогдашнем понимании этого слова не был. Сербами считались лишь подданные сербского короля, а Принцип был подданным Австро-Венгрии. Исторический анализ обстоятельств, предшествующих этому преступлению, и его самого приводит к выводу, что убийство эрцгерцога было не случайностью, а тщательно продуманным заключительным этапом по развязыванию агрессии в отношении Сербии и России. Всё больше фактов заставляют с высокой долей вероятности предполагать, что ответственность за это убийство лежит прежде всего на Вене и Берлине.

Сараевское преступление нельзя рассматривать в отрыве от агрессивных планов Австро-Венгрии в отношении Сербии, которые влиятельная венская партия войны окончательно утвердила в 1908 г. Уничтожение Сербии как самостоятельного государства было нужно Вене для своего утверждения на Балканах. Разгром главного союзника России на Балканах должен был означать окончательное её вытеснение из этого региона. В январе 1909 г. во время Боснийского кризиса начальник австро-венгерского Генерального штаба генерал пехоты Франц Конрад фон Гётцендорф и министр иностранных дел граф Эренталь активно обсуждали предстоящее нападение на Сербию. На совещании 21 декабря (4 января) было признано необходимым решить конфликт с Сербией «силой оружия». Эренталь выдвинул план раздела Сербии между Австрией, Болгарией и Румынией. Тем не менее Вена не была готова одна начинать войну против Сербии из-за опасения русского вмешательства. Ключ от мирного решения конфликта лежал в Берлине, а не в Вене. Император Вильгельм II всемерно поощрял агрессивные действия своего союзника. В январе – марте 1909 г. шла активная переписка между Мольтке и Конрадом о взаимодействии в случае начала войны Австрии с Сербией или Россией. Мольтке обещал австрийскому командованию военную помощь и в случае прямого нападения России на Австрию, и даже в том случае, если Россия вмешается в австро-сербский конфликт.

В начале 1914 г. начальник Генштаба Конрад фон Гётцендорф на военном совете предложил императору начать «превентивную» войну против Сербии, заявляя, что тем самым удастся избежать большой европейской войны и вытеснить Россию с Балкан. В этом Конрад имел полную поддержку германского императора, который 8 июня 1914 г., за 20 дней до Сараевского убийства, успокаивал Вену: «Скоро начнётся третья Балканская война, в которой мы примем участие. Она объясняется огромными военными приготовлениями русских и французов». Примечательно, что 27 лет спустя подобной же ложью будет оправдывать нападение на СССР геббельсовская пропаганда.

Конрад фон Гётцендорф, Потиорек, эрцгерцог Фридрих, граф Эренталь (скончался в 1912 г.) принадлежали к влиятельной «военной партии» при венском Дворе, ставившей своей целью военный разгром Сербии и включение ее в состав империи. Конрад подчеркивал: «Даже небольшая, но самостоятельная Сербия — опасна». В 1913 г. планы Конрада в отношении Белграда стали ещё более радикальными: «Войну с Сербией следует считать основой нашей политики и вести ее надо до конца, т. е. до уничтожения Сербии как государства».

«Военная партия» являлась тайным врагом наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, так как тот был убежденным противником войны на Балканах. Особенно Франц Фердинанд опасался войны с Россией. Ещё в 1907 г. он лично инструктировал назначенного послом в Петербурге графа Леопольда фон Берхтольда: «Скажите в России каждому, с кем будете иметь возможность поговорить, что я – друг России и её Государя. Никогда австрийский солдат не стоял против русского солдата с оружием в руках... Мы должны быть добрыми соседями. Я одобряю старый союз трёх императоров». В частном письме эрцгерцог признавался: «Полное согласие с Россией в союзе трёх императоров — есть основание мира и монархического принципа. В этом — мой идеал, которым я одушевлен и за который я буду бороться всею своею мощью».

Эрцгерцог Франц Фердинанд представлял для военной партии прямую угрозу. Русский военный агент Марченко считал его человеком с «сильным характером, умеющим достигать того, чего он хочет»[1]. Можно было не сомневаться, что, как только он станет императором, все представители «военной партии» лишатся своих должностей. Эрцгерцог, в отличие от многих представителей австро-венгерской верхушки, не принадлежал к числу безоговорочных сторонников Германии.

Накануне очередной встречи с кайзером в Конопиште летом 1914 г. Франц Фердинанд публично заявил, что Вильгельм II проводит великодержавную политику, игнорируя интересы Австро-Венгрии. «Немцы заботятся только о себе», — сказал в раздражении эрцгерцог, и эта колкая фраза облетела всю Европу. Кайзер не простил австрийскому престолонаследнику дерзости даже после его кончины. Примечательно, что вслед за кайзером Франц Фердинанд вызывал нескрываемую ненависть у Адольфа Гитлера, который называл его в «Майн Кампф» «внутренним врагом» и «самым видным другом славянства». По всей видимости, взаимная неприязнь проявилась в полной мере во время встречи кайзера Вильгельма II с эрцгерцогом Францем Фердинандом в его чешской охотничьей резиденции Конопиште, имевшей место 4 (17) октября 1913 г. О содержании переговоров до сих пор точно не известно, но, по мнению ряда влиятельных современников и поздних исследователей, речь на них шла о нападении на Сербию и возможной войне с Россией. Вильгельм II заявил эрцгерцогу, что «опасность исходит от возможного союза всех славянских элементов на Балканах», а это заставляет Германию и Австрию «поддерживать тесные связи с неславянскими балканскими государствами». Сербия, по мнению кайзера, должна подчиниться общегерманской силе. Австро-венгерский престолонаследник не поддержал агрессивные планы Вильгельма II, что, вполне вероятно, предопределило Сараевское убийство.

Однако, как известно, в Сараевском убийстве Вена и Берлин обвинили Сербию, что и стало поводом для развязывания мировой войны. Но насколько Белграду было выгодно убийство Франца Фердинанда? Конечно, если исходить из предположения, что Сербия якобы претендовала на ведущую роль среди южных славян, а эрцгерцог Франц Фердинанд собирался их активно использовать для укрепления империи, то можно предположить, что его устранение было выгодно Белграду. Однако такие умозаключения на деле беспочвенные. Правящие круги Сербии, даже если среди них и имелись «великодержавные» настроения, не могли не понимать, что последствием убийства австрийского престолонаследника будет полный триумф в Вене «военной парии» и, как следствие этого, неминуемая и заранее обреченная на поражение война с Австро-Венгрией. Причём заступничество России в такой ситуации было совсем для Сербии не гарантировано. Поэтому для Белграда было жизненно важным не только не участвовать в покушении на эрцгерцога, но и любой ценой его не допустить. Собственно, именно так и вело себя сербское правительство. Когда до него дошли слухи о предстоящем покушении, оно поручило своему посланнику в Вене Й. Йовановичу предупредить австро-венгерского министра финансов графа Билинского о грозящей эрцгерцогу опасности. 21 июня 1914 г. (по н. ст.), то есть за неделю до убийства, такая встреча имела место. Сербский посланник заявил, что «...для Наследника имеется риск пострадать от воспаленного общественного мнения в Боснии и Сербии. Возможно, с ним случится некий несчастный случай. Его путешествие может привести к инцидентам и демонстрациям, которые Сербия будет осуждать, но это будет иметь фатальные последствия для австро-сербских отношений». Билинский это предупреждение проигнорировал, отделавшись общими фразами, что «он надеется, что этого не случится». Считается полностью доказанным участие в убийстве влиятельной сербской тайной организации «Единение или смерть». Она была создана 9 мая 1911 г. в Белграде десятью старшими офицерами Сербской армии. Фактическим лидером организации стал начальник Осведомительного отдела Генерального штаба полковник Драгутин Димитриевич, носивший псевдоним «Апис» («Священный бык»). На совести этого офицера, как и большинства основателей «Чёрной руки», было злодейское убийство в 1903 г. короля Сербии Александра Обреновича и его супруги королевы Драги, так как те придерживались проавстрийской ориентации. После чего на сербский престол был возведён король-русофил Петр I Карагеоргиевич.

Считается, что «Чёрная рука» была связана с боснийской террористической организацией национально-демократического толка «Млада Босна» («Молодая Босния»), к которой принадлежал и Г. Принцип. С нею, в свою очередь, поддерживали контакты Л. Троцкий и К. Радек. Однако связь «Черной руки» с «Младо Босна» представляется весьма сомнительной. «Черная рука» была правой монархическо-православной организацией, в основе которой лежала идея «Великой Сербии». «Младо Босна», наоборот, имела национально-демократическую идеологию, близкую к анархо-коммунистам. Она основывалась на внеэтническом и внеконфессиональном югославянстве (Принцип называл себя на допросе не сербом, а югославом), основой которого должна была быть левая идеология. Никакого отношения ни к сербскому национализму, ни к Сербии как государству эта «колония» не имела. Более того, Принцип вспоминал в тюрьме, что сербские националисты часто его критиковали и даже угрожали ему расправой. Участники Сараевского преступления не только не были православными, но и воинствующими атеистами. Принцип в тюрьме незадолго до смерти утверждал, что твердо помнит, что не верил в Бога, даже когда был ребенком. Когда судья спросил его, верит ли он в Бога, Гаврило только улыбнулся; когда судья спросил его, не потому ли он убил Франца Фердинанда, что эрцгерцог верил в Бога, Принцип сказал, что этот вопрос для него полностью безразличен.

«Младо Босна» состояла из подданных Австро-Венгрии и действовала на ее территории. А это значит, что она не могла не находиться под пристальным вниманием австрийских спецслужб. Если к убийству Франца Фердинанда были причастны австро-венгерские и германские правящие круги, они могли легко использовать через свою агентуру боевиков «Младо Босны», которые, разумеется, не подозревали об истинных организаторах преступления. Тем не менее «сербская» версия стала основной и единственной на процессе над убийцами эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги. Она основывалась на «доказательствах», добытых австрийским обвинением, которые представлены так и не были. Несмотря на то, что у австро-венгерских властей были неограниченные возможности давления на подсудимых, которыми они в полной мере пользовались, ими не было добыто ни одного доказательства, свидетельствующего о причастности к убийству сербского и тем более русского правительств. Об этом недвусмысленно свидетельствовал специальный представитель МИД Австро-Венгрии, посланный расследовать Сараевское преступление, Ф. фон Визнер, сообщивший в своей телеграмме в Вену от 10 июля 1914 г.: «Даже подозревать сербское правительство в том, что оно было осведомлено о покушении либо участвовало в его осуществлении, в подготовке и предоставлении оружия, невозможно».

Древняя максима «ищи кому выгодно» однозначно указывает на венских и берлинских врагов эрцгерцога Франца Фердинанда как на главные стороны, заинтересованные в его физическом устранении. Историк В. Н. Воронин полагает: «Наиболее вероятно, что убийство в Сараево было прямо подготовлено австрийской военной партией, которую возглавлял генерал Конрад фон Гётцендорф. Целью этой провокации было обвинение Белграда в терроризме и последующее территориальное расчленение Сербии». Сын убитого летом 1914 г. эрцгерцога, герцог Макс Гогенберг не сомневался, что к убийству его отца причастен Берлин.

Враги убитого эрцгерцога Франца Фердинанда торжествовали. Одному из них, маркизу А. Ф. фон Монтенуово, приписывают следующее признание: «Нам давно нужен был предлог, чтобы поставить Сербию на место — в углу, на коленях, и Франц Фердинанд дал нам его. Теперь его задача в этом мире окончена». Даже если маркиз их не произносил, они очень точно отражают реакцию на гибель эрцгерцога со стороны большей части венского Двора.

Между тем теракт в Боснии был осужден всеми державами. Монархические Дома Европы погрузились в глубокий траур. На похороны в Вену собрались ехать представители всех европейских монархов. Император Николай II поручил ехать в Вену Великому князю Николаю Николаевичу. От имени Государя в Вену был послан роскошный погребальный венок из белых лилий, роз и пальм. Кайзер Вильгельм прервал своё участие в гонках яхт по Кильскому каналу, но, как выяснилось, лишь для того, чтобы проконтролировать развязывание большой войны. Эта цель, разумеется, тщательно скрывалась от мирового сообщества. Более того, Вильгельм II отказался участвовать в похоронах убитого эрцгерцога. Берлинская пресса муссировала слухи, что причиной этого является недовольство кайзером «воинственными заявлениями» графа Бертхольда и австро-венгерских генералов.

Внезапно из Хофбурга пришло извещение, что похороны Франца Фердинанда пройдут частным образом в дворцовой церкви замка Арштеттена, жилой резиденции эрцгерцога, в отсутствии представителей царствующих династий и иностранных послов, якобы из-за «угрозы повторения теракта». Вторым официальным объяснением такого странного решения стало «плохое самочувствие» императора Франца Иосифа. На самом деле к тому времени австрийский император вполне излечился от бронхита, мучившего его весной. Дело было, конечно, не в его болезни, а в нежелании официальной Вены превращать похороны в обыкновенную траурную церемонию, где все собравшиеся представители иностранных держав, в том числе и Сербии, являлись как бы соболезнующей стороной. Между тем в Вене готовили Сербии роль главной виновницы совершенного злодеяния.

19 июня (2 июля) 1914 г. император Франц Иосиф писал кайзеру Вильгельму: «Покушение на моего бедного племянника есть прямое следствие продолжающейся агитации русских и сербских панславистов, единственной целью которых является ослабление Тройственного союза и разрушение моей Империи. Нет сомнений, что кровавое убийство в Сараево является не действием одиночки, но хорошо организованным заговором, нити которого ведут в Белград. И если, по всей видимости, невозможно доказать причастность к нему сербского правительства, то можно не сомневаться, что его политика по объединению всех южных славян под сербским флагом способствует преступлениям такого рода. Сербия должна быть устранена как политический фактор на Балканах».

Позиция Вены нашла в Берлине полную поддержку, и не вызывает сомнений, что она была согласована с ним заранее. Уже в день убийства эрцгерцога в официальном сообщении германского МИДа утверждалось: «28 июня с. г. Наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга герцогиня фон Гогенберг были убиты из револьвера членом сербской шайки заговорщиков. Расследование преступления, произведённое австро-венгерскими властями, доказало, что заговор на жизнь эрцгерцога Франца Фердинанда был подготовлен и разработан в Белграде при участии сербских официальных лиц; при осуществлении его пущено было в ход оружие из государственного сербского склада». 17 (30) июня император Вильгельм II на докладе своего посла в Вене графа Г. фон Чиршки написал: «С сербами нужно покончить возможно скорее. Теперь или никогда».

Кайзер заверил Франца-Иосифа в своей готовности поддержать усилия австро-венгерского правительства «помешать созданию новой балканской лиги под патронажем России, острие которого направлено против Австро-Венгрии». Берлин с самых первых дней конфликта был заинтересован в скорейшем развязывании войны против Сербии. 2 (15) июля статс-секретарь иностранных дел Германии Г. фон Ягов телеграфировал германскому послу в Лондоне князю К.М. фон Лихновскому: «Дело идет сейчас о высокополитическом вопросе, может быть, о последней возможности нанести великосербскому движению смертельный удар при сравнительно благоприятных условиях. Если Австрия упустит этот случай, она потеряет всякий престиж и станет в нашей группе еще более слабым фактором».

22 июня (5 июля) в Потсдаме Вильгельм II заявил австро-венгерскому послу графу С. Сечени: «Не нужно долго ждать с началом боевых действий. Позиция России будет, конечно, враждебной, но мы к этой возможности долго готовились, и Австрия может быть уверена, что, если даже начнётся война между Австрией и Россией, Германия останется верной своей союзнице. Россия к тому же не готова к войне». То есть германский император прямым текстом призывал австрийцев напасть на Сербию, обещая всемерную поддержку. 24 июня (7 июля) на заседании австрийского совета министров граф Бертхольд заявил, что «пора поставить сербов в положение, когда они не смогут больше вредить. Императорское правительство Германии обещало, безусловно, помочь Австрии в войне против сербов. Поединок с Сербией может привести к войне с Россией», но «будет лучше, если война начнётся теперь же, потому что Россия со дня на день становится все более влиятельной на Балканах».

Император Франц-Иосиф приказал составить для Сербии жёсткий ультиматум, в котором велел выдвинуть конкретные требования. Вильгельм II рекомендовал союзнику, чтобы эти требования были «очень ясные и очень категорические»^[2].

Таким образом, Германия не только не хотела останавливать своего союзника Австро-Венгрию, но наоборот, всячески подталкивала его к войне.

Однако, решившись расправиться с Сербией, правящие круги Германии и Австро-Венгрии предприняли всё возможное, чтобы скрыть свои агрессивные приготовления. Дипломатическому корпусу в Вене и Берлине были даны такие успокаивающие заверения, что многие из них отправились в отпуск. Не был исключением и русский посол в Вене Н. И. Шебеко, которого Бертхольд заверил, что Сербии будут предъявлены «совершенно приемлемые требования», «не имеющие ничего унизительного для ее национального самосознания», после чего посол счёл возможным выехать в Россию. Подобные же заверения были сделаны австрийцами французскому и английскому послам.

Между тем сербское правительство, обеспокоенное грозным затишьем, 7 (20 июля) обратилось к австро-венгерскому правительству с официальным заявлением, в котором выразило готовность «принять всякую просьбу Австро-Венгрии в связи с сараевским преступлением». Это заявление было оставлено официальной Веной без ответа. Поздно вечером 10 (23) июля посланник Австро-Венгрии в Белграде барон В. Гизль фон Гизлингер вручил сербскому правительству вербальную ноту, содержащую ультиматум. Когда в Белграде ознакомились с текстом этого ультиматума, то были поражены его крайним цинизмом и жёсткостью. Австрийцы требовали от Сербии следующего: 1) торжественно публично осудить всякую агитацию и пропаганду против Австрии, изложив это осуждение в специальном печатном органе и приказе короля для армии, 2) закрыть все антиавстрийские издания, 3) исключить из школьной программы все антиавстрийские высказывания, 4) уволить всех офицеров и должностных лиц, замеченных в антиавстрийской пропаганде, причем списки этих лиц должны были быть составлены австро-венгерскими офицерами, 5) допустить на сербскую территорию силовые структуры Австро-Венгрии для подавления движений, «направленных против территориальной целостности Австро-Венгрии», 6) допустить австро-венгерские следственные органы для расследования сараевского убийства. Вербальная нота заканчивалась грозной фразой: «австро-венгерское правительство ожидает от королевского правительства до шести часов вечера в субботу 12/25 текущего месяца», то есть на выполнение всех поставленных австрийцами условий Сербии отводилось 48 часов.

Текст ультиматума фактически предполагал капитуляцию Сербии. Более того, Австро-Венгрия известила остальные державы о своем ультиматуме только 11 (24) июля, то есть к самому окончанию срока ультиматума. Таким образом, австро-венгерское правительство сделало все, чтобы мирное посредничество других европейских держав стало невозможным. Предъявляя ультиматум, в Вене и в Берлине рассчитывали, что Сербия сдастся без боя, что резко бы улучшило позиции германского блока перед началом большой войны. За спиной австро-венгерского ультиматума, безусловно, стояла Германия. В Берлине получили его экземпляр текста ещё 9/22 июля, и германское правительство прекрасно было о нём осведомлено. 10/23 июля Вильгельм II на полях телеграммы фон Ягова оставил помету в своём стиле, в которой совершенно недвусмысленно определил Сербию как «банду грабителей, которых нужно прибрать к рукам за их преступления».

Рано утром 11 (24) июля 1914 г. С.Д. Сазонов сообщил Государю по телефону об австрийском ультиматуме Сербии. В тот же день сербский наследный принц Александр направил Государю телеграмму, полную трагической неизбежности катастрофы и мольбы о помощи: «Мы не можем защищаться. Поэтому молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее. Ваше Величество дало нам столько доказательств Своего драгоценного благоволения, что мы твёрдо верим, что этот призыв найдёт отклик в Его славянском благородном сердце. Я являюсь выразителем чувств сербского народа, который в эти трудные времена молит Ваше Величество принять участие в судьбах Сербии».

В той же телеграмме принц Александр подчеркнул, что он убеждён в скором нападении Австро-Венгрии на его страну, но при этом выразил готовность пойти на самые большие уступки австрийским требованиям. Вечером 11/24 июля королевич явился в русскую миссию в Белграде и выразил своё отчаяние по поводу австрийского ультиматума. Он сказал первому секретарю миссии В.Н. Штрандтману, что «возлагает все надежды на Государя Императора и Россию, только могучее слово коей может спасти Сербию».

Император Николай II, получив сербскую депешу, находился в затруднительном положении, ведь «Россию не связывало с Сербией ни одно формальное соглашение – ни политическое, ни военное. Но в силу своего исторического призвания, в силу сознаваемых ее исторических задач она не могла не прийти на помощь, не оказать свое благотворное содействие братской стране в столь трудное для нее время».

Ещё до получения телеграммы от королевича Сазонов принял посла Австро-Венгрии в Петрограде графа Ф. Сапари и в жесткой форме заявил ему: в России прекрасно понимают, что в Вене решили «начать войну против сербов» и тем самым «создали весьма серьёзную ситуацию». Сапари понял, что под «серьёзной ситуацией» Сазонов имел в виду оказание военной помощи Сербии. В тот же вечер австрийский посол отправил графу Берхтольду такую тревожную телеграмму, что в Вене поняли: военное столкновение с Россией вполне возможно. Через несколько часов официальная точка зрения Петербурга была доведена до германской стороны.

14 (27) июля граф Бертхольд сообщил императору Францу Иосифу, что сербские войска напали на австрийскую погранзаставу в районе Темеш-Кубина. Это была откровенная ложь, которая вскоре была опровергнута тем же Берхтольдом. В Австро-Венгрии началась мобилизация, её войска стягивались к сербской границе.

12 (25) июля Император Николай II провел в Красном Селе совещание Совета министров, посвященное австро-венгерскому ультиматуму Белграду. Николай II заявил, что он готов поддержать Сербию, хотя бы для этого пришлось объявить мобилизацию и начать военные действия, но не ранее перехода австрийскими войсками сербской границы. В тот же день Сазонов подал Николаю II докладную записку, в которой утверждал, что за ультиматумом Вены стоит Берлин и что он преследует одну цель: «совершенно уничтожить Сербию и нарушить политическое равновесие на Балканах».

12 (25) июля Сербия ответила на австро-венгерский ультиматум в самых примирительных тонах, приняв обязательство закрыть все антиавстрийские газеты и запретить все организации, направленные против Австро-Венгрии, провести самое тщательное расследование участия своих подданных в убийстве эрцгерцога Франца Фердинанда.

Узнав о содержании сербской ноты, английский министр иностранных дел сэр Э. Грей сказал германскому послу в Лондоне князю Лихновскому, что «сербский ответ пошёл навстречу австрийскому демаршу дальше, чем можно было ожидать». Это, по словам Грея, стало результатом того примирительного воздействия, который Петербург оказал на Белград. Для Вены и особенно Берлина крайне примирительный, уступчивый, но всё же отказ Белграда от принятия условий ультиматума стал не лучшим развитием событий. С одной стороны, ответ сербского правительства ставил германский блок в затруднительное положение: нападение на Сербию в таких условиях выглядело бы явным немотивированным нападением. С другой стороны, Вильгельм II и его австрийский союзник явно рассчитывали на то, что Сербия просто капитулирует перед лицом войны. Теперь надо было как можно быстрее ее разгромить. Вена демонстративно отозвала своего посланника барона Гизля из Белграда. Вильгельм II горячо приветствовал австрийскую решимость: «Так как вся эта так называемая великая сербская держава является бессильной и так как все славянские народы подобны ей, следует твердо идти к намеченной цели».

13 (26) июля в Австро-Венгрии началась мобилизация против Сербии. В тот же день по всей территории Европейской России, кроме Кавказа, было введено «Положение о подготовительном к войне периоде».

Но Государь не оставлял ещё надежды спасти мир путём переговоров с императором Вильгельмом. Царь понимал, что в данной обстановке кайзер фактически один руководит действиями как Германии, так и Австро-Венгрии. С другой стороны, Вильгельм II был связан с Николаем II давними и, как утверждал кайзер, дружественными отношениями. Телеграммы Николая II, посланные Вильгельму, наполнены искренностью, сознанием ответственности перед своей страной, поиском компромисса и призывом к миру. Телеграммы кайзера, наоборот, полны жажды расправы, безапелляционных суждений и холодного вероломства, прикрытого возвышенной патетикой. Германский император изо всех сил толкал Австро-Венгрию к войне, а внешне примирительный тон его телеграмм предназначался для того, чтобы успокоить Петербург и отсрочить оборонительные мероприятия русского военного командования. При этом в самой Германии 13 (26) июля начали возвращать войска из лагерей, была введена охрана железных дорог, организована закупка зерна в районах сосредоточения армии, то есть рейх начал непосредственные подготовительные мероприятия к войне.

14 (27) июля Государь направил принцу Александру ответную телеграмму, в которой выразил свою полную поддержку Сербии: «Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все Наши усилия должны быть направлены к этой цели. Если же вопреки Нашим самым искренним желаниям Мы в этом не успели, Ваше Высочество, можете быть уверены в том, что Россия не останется равнодушной к участи Сербии. НИКОЛАЙ».

Получив эту телеграмму от 1-го секретаря миссии в Белграде В.Н. Штрадтмана, глава сербского правительства Никола Пашич перекрестился и воскликнул: «Господи, Великий, Милостивый Русский Царь! Какое утешение!»

В тот же день 14 (27) июля, когда Государь дал принцу Александру гарантии своей помощи, он послал С.Д. Сазонову письмо следующего содержания: «Мне пришла мысль в голову, и чтобы не терять золотого времени, сообщаю и вам. Не попытаться ли нам, сговорившись с Францией и Англией, а затем с Германией и Италией, предложить Австрии передать на рассмотрение Гаагского трибунала спор её с Сербией. Может быть, минута ещё не потеряна до наступления уже неотвратимых последствий. Попробуйте сделать этот шаг сегодня — для доклада для выигрыша времени. Во мне надежда на мир пока не угасла».

Однако Берлин был озабочен совсем иными проблемами, главной из которых было, как сделать так, чтобы виновной в неизбежной войне мир бы признал Россию. Рейхсканцлер Т. Бетман-Гольвег в послании президенту Прусского ландтага выразился по этому поводу предельно ясно: «Если разразится европейская война, то единственной виновной в ней будет Россия».

15 (28) июля 1914 г. Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В Петербурге стало также известно, что на русской границе развернуто 8 австро-венгерских корпусов. Военные настойчиво просили Государя объявить всеобщую мобилизацию. Такое согласие первоначально было им дано. В телеграмме Великому князю Николаю Николаевичу 15 (28) июля начальник Генерального штаба генерал Н.Н. Янушкевич секретно сообщал: «Сообщается для сведения: семнадцатого/тридцатого июля будет объявлено первым днем нашей обшей мобилизации. Объявление последует установленною телеграммою». Однако 16 (29) июля Государь подписал указ только о мобилизации четырёх военных округов: Одесского, Киевского, Московского, Казанского, то есть округов, приграничных с Австро-Венгрией, а также Балтийского и Черноморского флотов. Разъяренный Вильгельм II написал на полях донесения: «И это мера защиты от Австрии, которая не собирается нападать на него!».

В тот же день кайзер направил Царю телеграмму, в которой утверждал, что Австрия не стремится к каким-либо территориальным завоеваниям за счёт Сербии: «Поэтому я считаю вполне возможным для России остаться только зрителем австро-сербского конфликта и не вовлекать Европу в саму ужасную войну, какую ей приходилось видеть». Продолжая обманывать Царя, чтобы выиграть время, Вильгельм II обещал воздействовать на Вену, с целью «достижения удовлетворительного соглашения с Вами», но при этом требовал от России отказаться от «любых военных приготовлений».

В Вене также реагировали на мобилизацию русских войск на своих границах весьма болезненно. В беседе с Сазоновым граф Сапари пытался убедить министра, что «мобилизация австрийских южных корпусов не угрожает России». В свою очередь, Сазонов заявил: «Я могу самым официальным образом заверить Вас, что мобилизация эта [русских военных округов] не имеет цель произвести нападение на Австрию. Наши войска будут просто стоять в боевой готовности в ожидании того момента, когда балканские интересы России будут нарушены».

Тем более частичная русская мобилизация на австро-венгерской границе ни коем образом не угрожала Германии. 29 июля германский посол Пурталес на аудиенции у Сазонова зачитал телеграмму Бетмана-Гольвега, в которой тот в резкой форме потребовал от России немедленного прекращения всех военных приготовлений. «В противном случае, – говорилось в телеграмме, – Германии придется объявить мобилизацию, а в таком случае с ее стороны немедленно последует нападение».

В тот же день Император Николай II в ответной телеграмме кайзеру выразил надежду, что его посредничество приведёт к смягчению ситуации: «В этот особенно серьёзный момент я прибегаю к Вашей помощи. Позорная война была объявлена слабой стране. Возмущение в России, вполне разделяемое Мною, безмерное. Предвижу, что очень скоро, уступая производящемуся на Меня давлению, Я буду вынужден принять крайние меры, которые поведут к войне. Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я умоляю Вас во имя нашей дружбы сделать всё возможное в целях недопущения Ваших союзников зайти слишком далеко».

О.В. Айрапетов замечает по этому поводу: «Николай II колебался. Положение России было двойственным — предлагая переговоры, обращаясь к Германии с просьбой о посредничестве в австро-сербском конфликте, она не могла отказаться от подготовки к войне. Опыт 1904–1905 гг. доказывал, насколько опасным может быть превентивный удар».

Утром 29 июля австро-венгерская армия пересекла границу Сербии, вторглась на ее территорию. Тяжёлые орудия Skoda произвели жестокий артобстрел мирных районов Белграда. В тот же день 16 (29) июля королевич Александр в ответной телеграмме Николаю II писал: «Тяжкие времена не могут не скрепить уз глубокой привязанности, которыми связана Сербия святой славянской Русью, и чувства вечной благодарности за помощь и защиту Вашего Величества будут свято храниться в сердцах всех сербов».

Император Николай II предложил кайзеру передать австро-сербский вопрос Гаагской конференции, «чтобы избежать кровопролития». Между тем русский Генштаб был очень обеспокоен объявлением лишь частичной мобилизации. Это грозило заблокировать мобилизацию всеобщую в случае её надобности. Отмена мобилизации могла привести к коллапсу на железных дорогах. Военные указывали на крайнюю опасность существующего положения: война рядом с границами России шла уже три дня, а в России никаких мобилизационных мер не принималось. Военное ведомство настойчиво просило Государя объявить начало всеобщей мобилизации.

Однако Государь до последнего не терял надежды договориться с императором Вильгельмом. Он решил послать в Берлин графа И.Л. Татищева, которого кайзер хорошо знал.

Россия была готова идти на самые крайние уступки, лишь бы не допустить войны. 17 (30) июля Государь принял в Царском Селе С.Д. Сазонова и передал ему для прочтения последнюю телеграмму императора Вильгельма: «Графу Пурталесу было предписано обратить внимание Вашего правительства на опасность и серьёзные последствия, которые может повлечь за собой мобилизация. То же самое я говорил в моей телеграмме Вам. Австрия мобилизовала только часть своей армии и только против Сербии. Если, как видно из Вашего сообщения и Вашего правительства, Россия мобилизуется против Австрии, то моя деятельность в роли посредника, которую Вы мне любезно доверили и которую я принял на себя по Вашей усиленной просьбе, будет затруднена, если не станет совершенно невозможной. Вопрос о принятии того или другого решения ложится теперь всей своей тяжестью исключительно на Вас, и Вы несёте ответственность за войну или мир».

Комментируя это послание кайзера, Николай II сказал Сазонову: «Он требует от меня невозможного. Он забыл или не хочет признать, что австрийская мобилизация была начата раньше русской, и теперь требует прекращения нашей, не упоминая ни словом об австрийской. Вы знаете, что я уже раз задержал указ о мобилизации и затем согласился лишь на частичную. Если бы я теперь выразил согласие на требование Германии, мы стояли бы безоружными против мобилизованной австро-венгерской армии. Это – безумие». Сазонов заявил: «Я считаю, что война неизбежна». Министр, ссылалась на военных, убеждал Государя объявить немедленно всеобщую мобилизацию. Император срывающимся голосом ответил: «Подумайте об ответственности, которую Вы предлагаете взять на себя. Это приведёт к гибели сотен тысяч русских людей». Сазонов ответил, что на Государя не ляжет ответственность за драгоценные жизни, которые унесёт война, так как он этой войны не хотел, ни он сам, ни его правительство. Воцарилось тягостное молчание. Наконец, Николай II сказал: «Вы правы. Для нас ничего не остается, как ожидать нападения. Передайте начальнику Генерального штаба моё приказание о мобилизации».

Сазонов вспоминал впоследствии: «В тяжелые дни, предшествовавшие войне с Германией, когда уже всем было ясно, что в Берлине было решено поддержать всей мощью притязания Австрии на господство на Балканах и что нам не избежать войны, мне привелось узнать Государя со стороны, которая при нормальном течении политических событий оставалась малоизвестной. Я говорю о проявленном им тогда глубоком сознании его нравственной ответственности за судьбу России и за жизнь бесчисленных его подданных, которым европейская война грозила гибелью. Этим сознанием он был проникнут весь, и им определялось его состояние перед началом военных действий».

Вечером 17 (30) июля в России была объявлена всеобщая мобилизация. На самом деле скрытая всеобщая мобилизация началась в Германии до получения сведений о всеобщей русской. Мольтке отдал о ней приказ в 7 час. 45 мин. утра 31 июля, а сведения о начавшейся мобилизации в России поступили в Берлин только в 11 час. 40 мин. Таким образом, и в этом вопросе Берлин по обыкновению лгал.

18 (31) июля 1914 г. германский посол граф Ф. фон Пурталес по его просьбе был принят Императором Николаем II на Нижней даче петергофской Александрии. Встретив германского посла весьма дружественно, Царь спросил его, не имеет ли он каких-либо поручений из Берлина? Пурталес сообщил Государю, что император Вильгельм поставлен в очень тяжёлое положение опубликованием указа о всеобщей мобилизации русской армии. Позже посол вспоминал: «Царь спокойно выслушал меня, не выдавая ни малейшим движением мускула, что происходит в его душе… У меня получилось впечатление, что мой высокий собеседник в необычайной манере одарён самообладанием». Пурталес пытался доказать, что единственное, что может предотвратить ещё войну, это отмена русской мобилизации. На это Николай II возразил, что отданные приказы невозможно отменить и что посол должен был бы это знать сам, как бывший офицер. Затем Государь в более жёсткой форме указал Пурталесу, что Германия должна оказать сильное давление на Вену. Германский посол ещё раз повторил своей мнение, что примирение в Европе невозможно, если Россия не отменит своей мобилизации. На это Царь ответил, что в таком случае помочь может лишь Господь Бог. Беседуя с Пуратлесом, Николай II уже знал из сообщений посла в Берлине С.Н. Свербеева, что мобилизационные меры «в Германии против нас в полном ходу».

Около 17 часов следующего дня 19 июля (1 августа) Пурталес снова по его просьбе был принят в здании МИД на Дворцовой площади С.Д. Сазоновым. Русский министр понял, с какой целью пришёл к нему представитель Германии. «Он, вероятно, привезёт мне объявление войны», – сказал Сазонов своему помощнику барону М.Ф. Шиллингу и не ошибся. После очередного отказа Сазонова на требование Пурталеса отменить мобилизацию посол дрожащими руками передал ноту германского правительства, в которой говорилось: «Ввиду того, что Россия отказалась удовлетворить это пожелание и выказала этим отказом, что ее выступление направлено против Германии, я имею честь по приказанию моего Правительства сообщить Вашему Превосходительству нижеследующее: Его Величество Император, мой Августейший Повелитель, от имени Империи принимая вызов, считает себя в состоянии войны с Россией».

В 22 час. 55 мин. Император Николай II получил последнюю телеграмму от императора Вильгельма II: «Вчера я указал Вашему правительству единственный путь, которым можно избежать войны. Несмотря на то, что я требовал ответа сегодня к полудню, я еще до сих пор не получил от моего посла телеграммы, содержащей ответ Вашего правительства. Ввиду этого я был принужден мобилизовать свою армию. Немедленный, утвердительный, ясный и точный ответ от Вашего правительства – единственный путь избежать неисчислимые бедствия. <…> Я должен просить Вас немедленно отдать приказ Вашим войскам ни в коем случае не пересекать нашей границы. Вилли».

Таким образом, император Вильгельм хотел, чтобы Россия отказалась от мобилизации, предоставила возможность Австро-Венгрии расправиться с Сербией и наблюдала при этом мобилизацию германской армии. Последняя телеграмма кайзера была послана с опозданием и пришла в Петергоф уже после объявления Германией войны России. На подлиннике телеграммы рукой Императора Николая II написано: «Получена после объявления войны».

Вильгельм II хорошо осознавал, что его действия в отношении России являются прямой агрессией. Его неуклюжие попытки самооправдания и лживые обвинения, какие им были предприняты после нападения на Россию, лишь подтверждают это. 2 августа 1914 г. император Вильгельм довёл до всех своих дипломатических представителей информацию о том, что он отдал приказ о мобилизации «вследствие внезапного нападения, произведённого русскими войсками на германскую территорию. Таким образом, Германия находится в состоянии войны с Россией». Под этим сообщением Государь лаконично написал: «И тут ложь».

[1] Секретный доклад военного агента в Вене полковника М. К. Марченко // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 755. Л. 12.

[2] Баиов А. К. Указ. соч. С. 67.