События и мифы

В жизни Императора Николая IIесть прямые свидетельства того, что духовно прозорливые люди видели в нем святого Мученика ещё при его земной жизни и открыто свидетельствовали об этом после Екатеринбургского злодеяния (праведный Иоанн Кронштадтский, блаженная Паша Саровская, блаженная Мария Дивеевская, преподобный Кукша Одесский, Л.А. Тихомиров, крымские старцы и другие). Однако прозрения этих людей о Царе выражались в конкретных словах, проповедях и дневниковых записях, авторство которых напрямую было связано с их именами. Между тем, имеются сведения о предсказаниях мученического подвига Царской Семьи, которые основываются на легендах и преданиях, дошедших до неё из прошлых веков. По ряду воспоминаний и свидетельств, эти предания имеют под собой документальное подтверждение, а значит они, эти свидетельства, являются историческим источником, который можно подвергнуть историческому анализу на предмет их достоверности.

Таким свидетельством является письмо, якобы переданное Государю и Государыне 11 или 12 марта 1901 г., во время предполагаемого посещения ими Гатчинского дворца, в котором содержались какие-то сведения, тяжко их огорчившие. Письмо это якобы хранилось в Гатчинском дворце в специальном ларце, и к нему был приложена, вложенная в конверт, собственноручная записка Императора Павла I: «Вскрыть потомку Нашему в столетний день моей кончины». Сведения об этом письме и записке имеются в книгах двух духовных писателей начала ХХ в. С.А. Нилуса и П.Н. Шабельского-Борк, писавшего, уже в эмиграции, под псевдонимом Кирибеевич. Нилус утверждал, что оберкамерфрау Императрицы Александры Феодоровны М.Ф. Герингер рассказывала ему об обстоятельствах получения Императором и Императрицей «гатчинского» письма. Ни места, ни времени этого рассказа, Нилус не указывает. Однако подчёркивает, что должность оберкамерфраусоответствовала должности «спальных боярынь», некогда существовавших при царицах, которым «было близко известна самая интимная сторона царской семейной жизни»,а по сему, по мнению Нилуса, рассказ Герингер представляется «чрезвычайно ценным». Здесь следует сказать, что Герингер действительно должна была быть чрезвычайно близкой к Царской Семьи человеком, так как разглашение даже мифа о грядущей мученической кончине Государя и гибели Российской империи, могли иметь самые тяжёлые политические последствия. Это хорошо понимали, как Государь, так и Государыня. Прежде, чем касаться рассказа М.Ф. Герингер, в пересказе С.А. Нилуса, два слова о ней самой. Мария Федоровна Герингер, урождённая Аделунг, внучка известного русского немецкого историка, философа, библиографа, член-корреспондента Петербургской Академии наук Ф.П. фон Аделунга (1768-1843). Нилус утверждает, что он был «воспитателем Императора Александра II во время его детских и отроческих лет», однако, это не верно: Аделунг был воспитателем у будущего Императора Николая Iи его брата Великого Князя Михаила Павловича. Отец Марии Федоровны генерал-майор Ф.Ф. Аделунг во время декабристского мятежа 14 декабря 1825 г., будучи Лейб-гвардии поручиком, охранял кабинет Императора Николая I. Был участником Русско-турецкой войны 1828-1829 гг., Польской кампании 1830-31 гг.,награжден Золотой полусаблей с надписью «За храбрость», орденом св. Анны 2 ст. и св. Георгия 4-й ст. Точную дату рождения М. Ф. Герингер установить не удалось. Известно, что она вышла замуж за титулярного советника Н. Л. Герингера. В ГА РФ и ЦИАМ есть фонды М. Ф. Герингер, которые, однако, не содержат ничего связанного в той или иной степени с «гатчинским письмом». Следует также уточнить должность Герингер. Согласно «Придворным календарям» 1897, 1903 гг. и 1911 г., она была камер-фрау, а не оберкамерфрау Императрицы Александры Феодоровны. Из имеющихся источников можно сделать вывод, что М. Ф. Герингер пользовалась большим доверием Царской Семьи. Когда с началом Первой мировой войны началась эвакуация из Петрограда драгоценностей из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца и ценностей, принадлежавших семье Императора Николая II на правах личной собственности, то по распоряжению Управляющего Кабинетом, к сундукам допускались только два человека: помощник заведующего Камеральным отделением Бантышев и камер-фрау М.Ф. Герингер. Поэтому, если Нилус действительно передавал рассказ Герингер, то он заслуживает высокого доверия: «В Гатчинском дворце, постоянном местопребывании Императора Павла I, когда он был наследником, в анфиладе зал была одна небольшая зала, и в ней посредине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшениями. Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг ларца, на четырех столбиках, на кольцах, был протянут толстый, красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ зрителю. Было известно, что в этом ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла I, Императрицей Марией Феодоровной, и что ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хранящееся только тогда, когда исполнится сто лет со дня кончины Императора Павла I и притом только тому, кто в тот год будет занимать царский престол России.В утро 12-го марта 1901-го года и Государь, и Государыня были очень оживлены, веселы, собираясь из Царского Александровского дворца ехать в Гатчино вскрывать вековую тайну. К этой поездке они готовились, как к праздничной интересной прогулке, обещавшей им доставить незаурядное развлечение. Поехали они веселые, но возвратились задумчивые и печальные, и о том, что обрели они в том ларце, то никому, даже мне, с которой имели привычку делиться своими впечатлениями, ничего не сказали. После этой поездки я заметила, что при случае, Государь стал поминать о 1918-ом годе, как о роковом годе и для него лично, и для династии».

В.А. Семёнов, долгое время проработавший на научной работе в музее Гатчинского дворца, в своём интересном и кропотливом исследовании, в ходе которого он проверил не только дневники Государя, но и камер-фурьерские журналы, пришёл к выводу, что «ни 11, ни 12 марта Николай II в Гатчину не приезжал. Кроме того, в существующих описях убранства дворца XIX века «не отмечено наличие запечатанного ларца». Действительно, ни в дневниках Николая II, ни в камер-фурьерских журналах за март 1901 г. нет ни слова о поездке в Гатчину. В первый раз о ней упоминается лишь 8 апреля. Что касается камер-фурьерского журнала, то за 11 марта там помещена следующая информация: «11 марта. Воскресенье.Присутствие Их Величеств в Александровском Царскосельском дворце.По утру Государь Император прогуливался в саду. ½ 11 часа утра в присутствии Их Величеств, Великой Княжны Ольги Александровны и сменившегося флигель-адъютанта Великого Князя Сергея Михайловича совершалась литургия в походной церкви, поставленной в угловой гостиной Александровского дворца. По окончании богослужения Его Величество принимал принца Константина Петровича Ольденбургского.К завтраку Их Величеств в 12 ч. Приглашались Великий Князь Сергей Михайлович, Великая Княжна Ольга Александровна,статс-дама княгиня Голицина, фрейлина кн. Орбелиани, д. шталмейстера Жуковский, Протопресвитер Янышев,дежурный флигель-адъютант гр. Шереметев. В 4 часу Их Величества катались в экипажах и затем прогуливались в саду. В 8 часов за обеденным столом и Их Величеств кушали Государь Наследник,Великая Княгиня Ольга Александровна, Принц Петр Александрович,дежурный флигель-адъютант гр. Шереметев».

В.А. Семёнов указывает, что на полях страницы журнала имеется запись: «Столетие со дня кончины в Бозе почивающего Императора Павла I. Никаких распоряжений со стороны Высочайшего двора не было и повесток о панихиде не рассылалось. При литургии присутствовали свитские дамы Её Величества, проживающие в Царском Селе, и дежурный флигель-адъютант». По мнению В.А. Семёнова эта приписка служит дополнительным доказательством того, что Царская Чета в Гатчине в марте 1901 г. не была и никакого письма не получала. Отсюда следует вывод: «Крайне маловероятно (можно сказать, вообще невероятно), чтобы посещение 11-го или 12-го марта не нашло бы отражения в камер-фурьерском журнале и дневнике или хотя бы в одном из этих источников. Следовательно, сведения, приводимые С.А. Нилусом со слов М. Ф. Герингер, ошибочны». Однако на наш взгляд ситуация может быть значительно сложнее. Во-первых, мы вовсе не уверены, что отсутствие сведений в дневнике и камер-фурьерском журнале, обязательно означает, что Царская Чета не посещала Гатчинского дворца в марте 1901 г. Очевидно, что если бы Государь захотел бы сохранить свою поездку в тайне, то он бы ничего не записал в дневник и запретил писать об этом в камер-фурьерском журнале. Во всяком случае, один подобный случай в жизни Николая IIизвестен, и мы уже о нем упоминали. Речь идёт о посещении Государем в бытность Цесаревичем в Томске мощей Праведного Феодора Козьмича в 1891 г. Факт этот — бесспорен и подтверждается, помимо прочего, таким осторожным и даже скептически настроенным исследователем как Великий Князь Николай Михайлович. Между тем, ни в дневнике Цесаревича Николая Александровича, ни в официальных отчётах о поездке, ни в официальных «Томских епархиальных ведомостях» об этом посещении не было сказано ни слова. Во-вторых, весьма странным является, то обстоятельство, что в камер-фурьерском журнале как бы специально подчёркивается, что по Императору Павлу не была отслужена панихида, а в дневнике Государя ни слова не говорится о 100-летии кончины Павла Петровича. Между тем, Император Николай IIглубоко почитал убиенного предка, хорошо знал его царствование. В дневниках несколько раз встречается упоминание, что Государь вслух читал Супруге письма и историю Павла I. Поэтому, либо панихида по Павлу Петровичу была неофициальной, частной, либо Государь руководствовался иными соображениями. Ими могла быть, например, вера Николая II в святость своего Державного предка. Ведь, имеются сведения, что Государь планировал поставить вопрос о канонизации Императора Павла Петровича. Товарищ обер-прокурора Святейшего Синода князь Н. Д. Жевахов вспоминал, что только революция 1917 г. прервала работы по канонизации Павла I. «Дивные знамения благоволения Божия к Праведнику, творимые Промыслом Господним у его гробницы, в последние годы пред революцией не только привлекали толпы верующих в Петропавловский собор, но и побудили причт издать целую книгу знамений и чудес Божиих, изливаемых на верующих молитвами Благоверного Императора Павла I».

Между прочим, Государь мог знать о наличии «Гатчинского письма» раньше 1901 г., так как он посещал вместе с Государыней личные апартаменты покойного Императора в Гатчине ещё в мае 1895 г. В записи от 22 мая читаем: «Пошли осматривать комнаты Павла Петровича, кот.[орые] Аликс ещё не видала; побывали также в его библиотеке».

Если же 11 марта 1901 г. после литургии в Александровском дворце всё-таки была частная панихида (или лития) по Павлу I, то особенно интересными являются сведения о присутствии на ней «свитских дам Её Величества». Не была ли среди них и М. Ф. Герингер?

Теперь, посмотрим, что рассказала камер-фрау Императрицы: утром 12 марта 1901 г. Государь с Государыней поехали в Гатчинский дворец вскрывать ларец. Поехали они в Гатчину в хорошем настроении, а приехали в подавленном. Что они узнали из содержимого ларца ни с кем не поделились, а после этого случая, Герингер заметила, что «Государь стал поминать о 1918-ом годе, как о роковом годе и для него лично, и для династии». Как видим, рассказ предельно честен. Что было в ларце, Герингер не знает, как и был ли это ларец или какое иное хранилище, содержание письма ей не ведомо. Из отдельных слов Государя, можно предположить, что в письме что-то говорилось о 1918 г.

Совсем иное мы можем прочесть у В.Н. Шабельского-Борк (настоящая фамилия Попов). Последний, как источник совершенно не надёжен. На момент описываемых событий ему было 8 лет. Царской Семьи Шабельский не знал, при Дворе не состоял, был храбрым офицером, герой Первой мировой войны, политически крайне ангажирован, что привело его в 30-х гг. в эмиграции в стан нацистов. Нельзя не согласиться с В.А. Семёновым, что к «историческим сказаниям» Шабельского-Борк «не следует относиться как к серьёзной литературе, поскольку этот автор с неимоверной лёгкостью обращается с историческим материалом и даёт полный простор своей фантазии». Шабельский вводит в повествование и сведения о том, что письмо содержало предсказания монаха Авеля Вещего о грядущем мученичестве «Святого Царя Николая Второго Иову Многострадального подобного», и о том, что Государь поехал в Гатчину после литургии в Петропавловском соборе, в сопровождении министра Двора барона Фридерикса и лиц Свиты, и что вскрыв ларец Государь читал письмо несколько раз. «Он уже знал Свою терновую судьбу, знал, что не даром родился в день Иова Многострадального. Знал, как много придется Ему вынести на Своих державных плечах, знал про близ грядущие кровавые войны, смуту и великие потрясения Государства Российского. Его сердце чуяло и тот проклятый черный год, когда Он будет обманут, предан и оставлен всеми». То есть перед нами художественное произведение, окрашенное в «исторические» тона. Но именно это художественное творчество Шабельского-Борка весьма полюбилось частью нашей «православной» общественности с сектантским складом ума. Особенно популярно у этой части общества «пророчества» о Николае IIмонаха Авеля. Такой монах, в миру Василий Васильев (1757-1841), действительно существовал, и был известен своими предсказаниями, за которые неоднократно арестовывался. Однако все они касались исключительно Императрицы Екатерины II, Императоров Павла I и Александра I. Первой он предсказал скорую смерть, второму — недолгое царствование и убиение, третьему — сожжение Москвы. Никаких предсказаний о грядущей мученической кончине Императора Николая II у Авеля — нет. До царствования последнего Государя «пророчества» Авеля довёл В. Н. Шабельский-Борк. Не будем предполагать, что легло в основание его очерка: чистый вымысел, или какие-то легенды, действительно им слышанные. Безусловным, представляется тот факт, что рассказ М.Ф. Герингер не имеет никакого отношения к пророчествам Авеля.

Таким образом, мы с большой долей вероятности можем утверждать, что события вокруг «Гатчинского письма», о которых рассказывает М.Ф. Герингер, в той или иной степени, отражают реальные события, а всё, что написано В.Н. Шабельским-Борком является в подавляющей части, его литературным творчеством.