События и мифы

Отсутствие глубокого изучения внутриполитической ситуации накануне Февральского переворота 1917 г., идеологизация темы в советское время, создали ложное представление о том, что Император Николай II самоустранился от дел, не придавал большого значения поступающей ему информации, и, по-существу, своим бездействием (безволием) предопределил победу февралистов. Подобные утверждения полностью игнорируют тот факт, что Государь, обладавший гораздо большим объёмом информации, чем любой из его современников, исходил из объективной реальности, сложившейся к концу 1916 — началу 1917 гг. Как свидетельствовал генерал А.И. Спиридлович накануне февральских событий «Государь был полон энергии и много работал. Никакой апатии, о чём так много говорили, особенно в иностранных посольствах, у него не было. Иногда были заметны усталость, особая озабоченность, даже тревога, но не апатия».

Академик Н.Н. Яковлев полагал, что: «Самодержец полагал, — время подтвердить его волю еще не стало. Он видел, что столкновение с оппозицией неизбежно, знал о ее настроениях (служба охранки не давала осечки и подробно информировала царя), но ожидал того момента, когда схватка с лидерами буржуазии произойдет в иных, более благоприятных условиях для царизма. Николай II перед доверенными людьми, — бывшим губернатором Могилева (где была Ставка) Пильцем и Щегловитовым говорил: нужно повременить до начала весеннего наступления русских армий. Новые победы на фронтах немедленно изменят соотношение сил внутри страны и оппозицию можно будет сокрушить без труда». 

Император Николаю II нечего было опасаться разного заговорщиков и «реформаторов», в том случае, если бы ему была верна армия. Но как раз и именно этот фактор и стал роковым и для Государя, и для монархии в целом. И.Л. Солоневич метко подмечал, что «Государь Император допустил роковой недосмотр: поверил генералам Балку, Гурко и Хабалову. Именно этот роковой недосмотр и стал исходным пунктом Февральского дворцового переворота. Это предательство можно было бы поставить в укор Государю Императору: зачем Он не предусмотрел? С совершенно такой же степенью логичности можно было бы поставить в упрек Цезарю: зачем он не предусмотрел Брута с его кинжалом?».

В тот день, когда тело Г.Е. Распутина доставали из Невы, Императорский поезд остановился на перроне Собственного Его Величества павильона в Царском Селе. Здесь Николай II собирался остаться надолго, вплоть до весеннего наступления на фронте, и всю свою деятельность сосредоточить на подавлении заговора, в подготовке которого он не сомневался. Как писал С.С. Ольденбург: «Государь взял на себя руководство общим положением. Прежде всего необходимо было составить правительство из людей, которым Государь считал возможным лично доверять. Опасность была реальной. Убийство Распутина показало, что от мятежных толков начинают переходить к действиям. Оценка людей поневоле становилась иной. Люди энергичные и талантливые могли оказаться не на месте, могли нанести вред, если бы оказались ненадежными». В правительство пришли люди правого толка: председатель Совета министров князь Н.Д. Голицын, министр юстиции Н.А. Добровицкий, военный министр генерал М.А. Беляев, народного просвещения сенатор Н.К. Кульчицкий, внутренних дел А.Д. Протопопов. Очевидно, что последнее правительство Российской империи было временным, переходным. 

1 января 1917 г. Государь назначил на должность председателя Государственного совета убеждённого монархиста И.Г. Щегловитова, который должен был сменить князя Н.Д. Голицына в должности главы кабинета. Щегловитов предлагал полностью обновить Государственный совет и ввести в него только крайне правых деятелей. 14 января он представил Царю записку правых «православных кругов», которые предлагали распустить Государственную думу, назначить в правительство только верных Самодержавию лиц, ввести в столице военное положение, закрыть все органы левой печати, провести милитаризацию заводов, работающих на оборону. 21 января 1917 г. Император Николай II написал на этой записке «Записка достойная внимания». Другой представитель правого крыла, бывший министр внутренних дел Н.А. Маклаков писал Государю: «Ваше Величество! Душа болит видеть то, что делается и творится. Россия гибнет, гибнет изо дня в день и это именно тогда, когда она могла бы подняться выше, чем когда-либо. Не только рушится всякий порядок, и безначалие заливает собой все — нет! На глазах у всего мира идет какое-то издевательство над всем, что нам дорого, что было свято, чем мы были сильны, чем жила и росла Россия. В 1905 году не Япония одолела Россию, а внутренняя смута погубила великое дело. Она принесла нашей Родине слезы, срам, разорение и разруху. Неужели, этот постыдный год нас ничему не научил? Внутренняя смута сейчас еще более грозна, чем в то время».

Однако Николай II считал роспуск Государственной думы в условиях зимы 1917 г. шагом нежелательным, на который следовало идти только в крайнем случае. Царь исходил из имеющейся у него оперативной информации о том, что оппозиция связывает свои антиправительственные выступления именно с роспуском Думы. С другой стороны, планы Прогрессивного блока по организации всеобщей забастовки, переходящей в революцию, 14 января 1917 г. потерпели полную неудачу и тем самым думская оппозиция в значительной мере подорвала свой авторитет в глазах общества. Среди октябристов в конце января 1917 г. наметился явный раскол — часть из них была готова примириться с правительством. Поэтому, по мнению Николая II роспуск Думы лишь усилил бы прогрессистов.

Тем не менее, 20 февраля перед своим отъездом в Ставку, Государь передал князю Н.Д. Голицыну приготовленные указы Сенату о роспуске Государственной думы. При этом Государь уполномочил Голицына воспользоваться ими в случае экстренной надобности и немедленно протелеграфировав об этом в Ставку.

Особое место в правительстве занимал министр внутренних дел А.Д. Протопопов, про которого С. П. Белецкий на допросе ВЧСК говорил, что он ещё до своего назначения был «агентом полиции» в Государственной думе, но не в смысле доносительства, а в смысле влияния на ее председателя М.В. Родзянко в интересах правительства. Белецкий утверждал, что Протопопов давал полиции в борьбе с думской оппозицией «очень много». Император Николай II был хорошо осведомлён о личности А.Д. Протопопова и его тесных контактах с Прогрессивным блоком. В апреле 1916 г. отправившуюся в Европу по приглашению английского правительства русскую парламентскую делегацию, возглавлял именно А.Д. Протопопов. На обратном пути в Россию, он задержался в Стокгольме, где встретился с германским банкиром М. Варбургом, родным братом члена Бродвейского сообщества Ф. Варбурга. Макс Варбург был личным советником кайзера по финансовым вопросам. Однако н6а встрече с Протопоповым Варбург не столько кайзера, сколько Бродвейское сообщество. Но, так как М. Варбург официально был «специальным уполномоченным» германского правительства, то это породило слухи о якобы имевших место переговорах в Стокгольме о сепаратном мире. Бывший начальник Петербургского охранного отделения, находившийся с 1914 г. в отставке, генерал-лейтенант А.В. Герасимов утверждал, что Протопопов, по своему возвращению в Петербург, сообщил, что «имеет вполне официальные полномочия передать Государю Императору условия сепаратного мира, которые сводились приблизительно к следующему: вся русская территория остаётся неприкосновенной, за исключением Либавы и небольшого прилегающего к ней куска территории, которые должны отойти к Германии. Россия проводит в жизнь уже обещанную ей автономию Польши, в пределах большой русской Польши, с присоединением к ней Галиции. Никакой помощи от России против её бывших союзников Германия не потребует». А.Д. якобы Протопопов поведал, что он о своём разговоре с Варбургом он доложил Государю, и тот весьма сочувственно отнёсся к идее сепаратного мира, но высказал опасение, что реакция Государственной думы будет непредсказуемой.

Весь этот рассказ, конечно, далёк от истины. Император Николай II не только не помышлял о сепаратном мире, но резко пресекал любые попытки даже обсуждать с ним подобные предложения. Невероятно, чтобы Государь нарушил этот запрет в разговоре с депутатом Государственной думы к том уже союзника Прогрессивного блока. Весьма неправдоподобно, чтобы германское правительство решило начать переговоры о сепаратном мире с представителем российской оппозиции. Да и сама фигура М. Варбурга в качестве переговорщика с немецкой стороны весьма сомнительна. У немцев в Стокгольме было множество профессиональных дипломатов. Прислать для переговоров человека, который был одним из главных финансистов беспорядков в России, было, по меньшей мере, странным.

То, что на встрече между Протопоповым и Варбургом речь не шла о сепаратном мире свидетельствует генерал П.Г. Курлов, которому Протопопов сообщил в беседе, что у него должна была в Стокгольме состояться встреча с германским послом. Однако вместо посла на встречу явился Варбург. По сообщению Протопопова разговор носил «чисто общий характер», им «были записаны все вопросы и ответы», возникшие при встрече. Тема о возможности сепаратного мира на переговорах ни в какой мере не была затронута. Вернувшись в Петроград, Протопопов доложил о встрече министру иностранных дел Б.В. Штюрмеру, который признал, что думцем «не были нарушены ни интересы России, ни её державный авторитет» и доложил о стокгольмской встрече Государю. Николай II принял Протопопова и выслушал от него подробности свидания. По мнению генерала Курлова, оно стало «одной из причин последующего назначения его министром внутренних дел».

Из рассказа Курлова получается, что Варбург решил встретиться с Протопоповым не имея никакой конкретной цели и не высказав русскому собеседнику ни одного предложения, не сообщив никакой важной информации. Тогда не понятно, почему этот разговор так заинтересовал Государя? 

П.Н. Милюков утверждал, что А.Д. Протопопов должен был встретиться с германским послом бароном Г. фон Люциусом и называл М. Варбурга его представителем. Но Люциус был не послом, а кадровым разведчиком, работавшим под прикрытием дипломата. В свою очередь Варбург прикрывался германской разведкой, для проведения в жизнь целей Бродвейского сообщества. Известно, что речь между Протопоповым и Варбургом шла о грядущих беспорядках в Петрограде. Об этом писал один из главных их организаторов А.А. Бубликов, утверждавший, что эти беспорядки были делом рук самого Протопопова и немцев. При этом Бубликов ни словом не упоминал об участии в переговорах Варбурга. Несмотря на то, что «версия» Бубликова не имеет в себе никакой исторической ценности, само упоминание о том, что на встрече обсуждались грядущие беспорядки — весьма интересно. Нельзя исключить, что Варбургом Протопопову были даны определённые гарантии того, что волнения в Петрограде будут локальными и не приведут к революции. Если это было так, то причины такого поведения Варбурга заключались не в его «благородстве», а в стремлении успокоить русское правительство и дезориентировать его. Разумеется, что Варбургом в этом случае были высказаны условия отказа финансово-банкирской группы, к которой он принадлежал, от помощи революции. Но какими бы эти условия ни были (финансовыми, политическими, экономическими) они были ложны и выдвигались с единственной целью дезориентации русских правящих кругов. 

В последнее время появились ни на чем не основанные утверждения, что якобы Николай II вложил в финансовую систему США львиную часть золота, которое и стало основой в создании ФРС. Этой поставкой золота в США в 1904–1912 гг., Россия, в лице Николая II, якобы получила права на активы в Золотом Пуле в размере 52 млрд долларов золотом. Повторяем, что сегодня не имеется никаких документов хотя бы косвенно подтверждающих эти сведения. Однако если бы эти сведения нашли бы свое подтверждение, то встреча Протопопова с Варбургом, братом создателя ФРС, могла носить характер определённых договоренностей, касающихся отказа Бродвейского сообщества от поддержки революционного движения в России, в обмен на какие-то компромиссы по выплатам золота Николаю II. Впрочем, это только домыслы. 

В любом случае, спокойная реакция А.Д. Протопопова на начавшиеся в феврале 1917 г. волнения в Петрограде скорее всего была вызвана его уверенностью, что ситуация находится под контролем. П.Г. Курлов пишет, что «нервный и легко поддающийся впечатлениям А.Д. Протопопов воспылал к Государю возвышенной любовью и по возвращении со Ставки начал рассказывать всем не только об этом благородном чувстве, но и о своей беспредельной готовности положить все силы на поддержание Самодержавия». На конфиденциальных встречах с Царём, Протопопов сообщил о готовящемся против него заговоре Прогрессивного блока и пообещал осуществлять контроль за действиями думской оппозиции.

Назначение Протопопова, товарища председателя Государственной думы, союзника Прогрессивного блока и октябриста, свидетельствовало в очередной раз о желании Николая II найти компромисс с оппозицией. Государь писал Супруге, что он «всегда мечтал о министре внутренних дел, который будет работать совместно с Думой». Однако оппозиция в очередной раз категорически отвергла какое-либо соглашение с Монархом, начав оголтелую кампанию против нового министра. 

А.Д. Протопопов весьма пессимистически воспринимал сложившуюся обстановку, заявляя, что никакого компромисса с Государственной думой, с «этой шайка преступников», достигнуть невозможно. Её нужно разогнать и «чем скорее, тем лучше, ибо иначе она разгонит нас и казнит Царя». Протопопов был убеждён, что Ставка Верховного командования на стороне Думы: «Государь Император там, точно кроткий агнец в клетке диких зверей». Для оппозиции особую опасность представлял тот факт, что А.Д. Протопопов, бывший до своего назначения товарищем А.И. Гучкова, знал о его заговорщических планах. Протопопов считал, что идею государственного переворота во время войны чудовищной и «надеялся, что это будет усвоено лидерами тех политических групп, с которыми я так много лет работал». 19 октября 1916 г. Протопопов попытался донести эту мысль лидерам оппозиции на встрече с ними в Государственной думе. Но на предложения начать мирное сотрудничество, министр получил жёсткий отказ. В свою очередь Протопопов заявил думским лидерам: «Вы хотите потрясений, перемены режима – но этого вы не добьетесь, тогда как я понемногу, кое-что могу сделать». Надо отдать должное, что слова Протопопова имели под собой практический результатом. Именно поэтому, на его обрушилась такая волна ненависти со стороны думской оппозиции и Прогрессивного блока.

А.Д. Протопопов выступил с инициативой немедленного восстановления аппарата секретной агентуры в войсках, которая была упразднена В.Ф. Джунковским. Николай II поддержал это предложение. Также А.Д. Протопопов возобновил оперативное наблюдение за А.И. Гучковым, снятое в 1913 г. также по инициативе В.Ф. Джунковского. 

21 сентября 1916 г. А.Д. Протопопов, фактически запретил устраивать обширные собрания ВПК с приглашением на них посторонних лиц. Более того, на этих собраниях теперь могли присутствовать представители администрации и прекращать их, если они выходили из рамок непосредственных задач. 

С конца 1916 г. как снежный ком стали поступать сведения о грядущем перевороте и угрозы убийством Государю и членам его Семьи. 17 декабря, когда был убит Распутин, на Высочайшее имя из Самары поступило анонимное письмо, адресованное «самодержцу, кровопийце, царю хулигану, извергу народному, царишке Николаю II». Аноним, подписавшийся как «Ф. А. Г.», предрекал Царю: «гибель будет тебе, кровопийце, виновнику всемирного пожара — войны, губителя народов, смерть и уничтожение твоему семейству. Твое государство будет разрушено, покорено, уничтожено, а ты сам со своим иродовым семейством будете растерзаны, уничтожены твоим же страждущим народом. Смерть и гибель тебе, царишка Николай Второй».

Советская историография предъявляла это письмо как образец «народного гнева против царизма». Правда, советские историки тактично обрывали цитату на середине. Концовка же этого письма была следующей: «Грозные и непобедимые армии великого Вильгельма и союзников его обрушатся на тебя, и он возьмёт через несколько месяцев Киев, Одессу, Ригу и Петроград. Да здравствует Вильгельм великий, император Германии, победитель мира! Да здравствует Австро-Венгрия! Да здравствует Турция! Да здравствует великая Болгария, да здравствуют все будущие союзники великой Германии. Аминь, аминь, аминь. Хох, хох, хох. Верноподданный Германии». 21 ноября 1916 г. в Ставку в Могилёв на имя генерала М.В. Алексеева поступило письмо, в котором предсказывалось, что Николая II «постигнет участь дяди Сергея Московского, с сыном Алексеем отдельно покончим». Осенью 1916 г. из США на имя Царя пришло ещё одно предупреждение: «10 членов революционного комитета поклялись вас убить». В тоже время ещё одна записка от анонима: «В Ливадии Государыня будет убита. Если желает остаться живой, то может жить только в Царском».

15 января 1917 г. дворцовому коменданту В.Н. Воейкову Департаментом полиции секретно сообщалось, что «среди еврейского населения циркулируют крайне неопределённые слухи о том, что среди придворных лиц сформировалась группа, поставившая себе якобы задачей свергнуть с престола благополучно ныне царствующего Государя Императора, если же буде этот злодейский замысел не представится возможным осуществить, организовать на священную особу Его Величества покушение».

В конце декабря герцог А.Г. Лейхтенбергский умолял Николая II потребовать от членов Дома Романовых вторичной присяги. В то же время Н.Н. Тиханович-Савицкий, член Союза Русского народа из Астрахани, добился аудиенции у Государыни и уверял ее, что у него есть неопровержимые доказательства об «опасной пропаганде, которая ведётся союзами земств и городов с помощью Гучкова и Родзянко с целью свержения с престола Государя».

30 января Охранное отделение сообщало в Департамент полиции, что здоровье генерала М.В. Алексеева, который находился на излечении из-за почечной колики, настолько улучшилось, что его приезд в Ставку ожидается 8-10 февраля. Но Алексеев вернулся в ставку только 17 февраля. 5 февраля 1917 г., не дожидаясь возвращения Алексеева, из Могилёва в Петроград выехал генерал Гурко. Таким образом, в период с 5 по 17 февраля Ставка Верховного Главнокомандования оставалась фактически без руководителя. С точки зрения военных интересов это было, безусловно, отрицательным явлением. Но, как писал генерал А.А. Брусилов: «в Ставке, куда уже вернулся Алексеев было, очевидно, не до фронта. Подготовлялись великие события, опрокинувшие весь уклад русской жизни и уничтожившие и армию, которая была на фронте». Здесь следует сказать, что все свои действия Гурко согласовывал с Алексеевым.

10 февраля Император Николай II подвергся сильному давлению со стороны М.В. Родзянко и Великого Князя Александра Михайловича. Последний в резкой форме потребовал от Царской Четы выполнения требований думской оппозиции, но получил холодный отказ.

После этой встречи с Царской Четой, Александр Михайлович написал письмо своему брату Великому Князю Николаю Михайловичу. Тот был выслан Царём в имение Грушевку за оскорбительные высказывания в адрес Государыни. В своём письме Александр Михайлович приходил к выводу, что Император Николай II и Императрица Александра Феодоровна «уступят только силе». 

10 февраля 1917 г. М.В. Родзянко на аудиенции у Государя вел себя вызывающе, заявив: «Я Вас предупреждаю, я убежден, что не пройдет трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет Вас, и Вы уже не будете царствовать». Правда, в мемуарах Родзянко несколько сгладил тон свой речи. Но в любом случае, заговорщики устами Родзянко сделали Государю очередное предупреждение. Объективно к февралю 1917 г. против Царя объединились представители думской оппозиции, крупного капитала, революционного крыла Думы и руководство Ставки.