«Манифест об отречении» Николая II: история документа.
Юридические акты, фиксирующие важнейшие события в истории государственных учреждений во всех без исключения странах, представляют собой документы, пользующиеся особым вниманием политиков, правоведов, историков, дипломатов, журналистов. Эти документы оформляются соответствующим образом, облекаются в кожу, украшаются различными произведениями декоративно-прикладного искусства, участвуют в торжественных государственных мероприятиях. Все эти аксессуары и атрибутика призваны подчеркнуть их уникальность и значимость в рождении и становлении тех или иных властных институций, в судьбе выдающихся политических деятелей и национальных лидеров.
Не так случилось с актом отречения от престола последнего российского императора Николая II. Само оно совершилось не во дворце или в каком-либо другом импозантном и предназначенном для подобных церемоний месте, а в царском вагоне, стоявшем на железнодорожных путях на окраине Пскова, 2–3 марта 1917 года. Так родился «манифест» — лист бумаги с машинописью и царской подписью, сделанной химическим карандашом.
Судьба этой бумаги, которой суждено было подвести черту под существованием Российской империи и лечь в фундамент новой Российской республики, оказалась запутанной и незавидной до тех пор, пока она не заняла свое законное место в Государственном архиве РФ, в личном фонде Николая II.
Значит, имелось в истории с отречением нечто такое, что нужно было скрывать и не являть «это» на свет Божий…
Воскресным вечером 26 февраля 1917 года Николай II, как нередко, играл в домино. В Могилеве, в Ставке Верховного главнокомандования, его постоянными партнерами по любимой игре были адмирал К.Д.Нилов, командир конвоя его величества А.Н.Граббе и дежурный флигель-адъютант А.А.Мордвинов. У подъезда губернаторского дома, превращенного в царский «дворец», в дубленых полушубках стояли часовые из батальона георгиевских кавалеров. В садике дежурила дворцовая полиция. На крыше дома генерал-квартирмейстера стояли пулеметы в чехлах, охраняемые часовыми в папахах(1). Все это предусматривалось на случай налета немецких аэропланов.
В тот вечер Николай чувствовал себя еще в полной безопасности. Едва ли тогда он мог предположить, что его династии, правившей Россией 304 года, оставалось пребывать у власти всего пять дней, а он сам через трое суток станет «козлом отпущения» за всех Романовых, и к его пышному титулу Императора Всероссийского прибавится беспощадное прилагательное «бывший». Рожденная революционными событиями газета «Известия» назовет его «Николаем Последним»(2). А еще два дня спустя она же опубликует изданный от имени Николая II манифест, которым «Последний» отрекался от престола(3).
Но это была не первая публикация абдикационного* манифеста. Первая появилась на день раньше.
В одном из городов огромной Российской империи в течение почти суток царем был младший брат Николая II, великий князь Михаил Александрович; в то время как в остальной России он не царствовал ни одного мгновения. Факт этот ускользнул от внимания исследователей Великой русской революции. Между тем в нем содержится ключ к правильному пониманию такого важного события, как отречение от престола Николая II, — поворотного момента, с которого началось крушение Российской империи.
Сопоставление двух публикаций, осуществленных от имени императора, позволяет поставить вопрос о фабрикации абдикационных документов последнего российского императора, следовательно, и о легитимности отречения «Николая Последнего».
В умопомрачительной метаморфозе — превращении всесильного самодержца во всеми проклинаемого бывшего императора — был необыкновенный эпизод, который потерялся в вихре головокружительных перемен.
- * *
В те дни в Эстляндии, в Ревеле, располагалась военно-морская база Балтийского флота, стояли 2-я бригада крейсеров, дивизии подводных лодок и минная, а также размещались обслуживающие их судоремонтные мастерские(4). 3 марта 1917 года газета «Ревельское слово» опубликовала последние новости: «Государь император Николай II подписал акт отречения от престола. На престол вступил великий князь Михаил Александрович»(5).
На следующий день, 4 марта, жители города и служившие там моряки узнали из той же газеты, что никакого императора Михаила не существует. «Ревельское слово» сообщило: великий князь престола не принял и передал власть Временному правительству, образованному по почину Государственной думы. Газета опубликовала и текст акта об отказе Михаила от престола(6). Вся остальная Россия узнала о том, что Николай отрекся, а Михаил отказался от престола, только 4 марта, когда во всех газетах были опубликованы одновременно манифест Николая об отречении и акт Михаила об отказе от престола. В Ревеле же эти два документа были обнародованы с интервалом в целые сутки(7).
Так Михаил «процарствовал» почти 24 часа. «Процарствовал», разумеется, условно, потому что манифеста о воцарении, с которого начинается отсчет нового царствования, издать не успели. Хотя есть основания утверждать, что определенные шаги в этом направлении предпринимались. В Морском штабе Верховного главнокомандующего не позднее 4 часов 10 минут 3 марта запрашивали председателя Временного правительства Г.Е.Львова о манифесте, о вступлении на престол Михаила и о времени принятия присяги(8). А штаб-офицер для особых поручений при дворцовом коменданте В.Н.Воейкове полковник Г.А. фон Таль утверждал в своих воспоминаниях, что в канцелярии Ставки в Могилеве видел отпечатанный типографским способом, но вскоре уничтоженный по приказу Временного правительства манифест о воцарении нового царя: «Мы, Божьей милостью Михаил II, <…> восприемлем прародительский престол…»(9)
В 7 часов 20 минут 3 марта на собрании флагманов уже кричали «Ура!» новому государю(10). В восемь часов утра(11) известие об отречении Николая в пользу Михаила было расклеено на улицах Ревеля, и горожане, а также морские чины, матросы и офицеры Балтийского флота, как, впрочем, и рабочие судоремонтных мастерских, первыми в России были печатно извещены о происшедшей перемене. А газета «Ревельское слово», как было отмечено выше, уже 3 марта 1917 года обнародовала текст манифеста.
Публикацию осуществили по приказанию временно исполнявшего должность коменданта морской крепости Императора Петра Великого контр-адмирала П.Н.Лескова, в прошлом командира крейсера «Аврора». П.Н.Лесков же, отдавая это приказание, исполнял приказ командующего флотом Балтийского моря вице-адмирала А.И.Непенина(12).
На следующий день, 4 марта, «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов» также опубликовали текст манифеста об отречении Николая; одновременно был напечатан и акт об отказе Михаила от престола. Таким же образом поступили и все главные газеты. Но особенность публикации в официальном органе Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов заключалась в том, что там был указан источник публикуемых сведений. В других газетах таких сведений не содержалось. Источник этот имел также «морское происхождение». Им стал все тот же командующий флотом. «Переданный командиром флота Балтийского моря вице-адмиралом Непениным по юзограмме (то есть посредством телеграфного аппарата Юза. — Авт.) текст манифеста» сообщил за начальника Морского генерального штаба вице-адмирала А.И.Русина его помощник, офицер для поручений Морского штаба Верховного главнокомандующего капитан 1-го ранга граф А.П.Капнист. А.И.Русин был начальником Морского генерального штаба, располагавшегося в Адмиралтействе, и одновременно возглавлял Морской штаб Верховного главнокомандующего, входивший в состав Северного фронта, со штабом в Пскове. Вице-адмирал был также товарищем морского министра адмирала К.И.Григоровича. Все эти лица: Григорович, Русин, Непенин, Капнист — оказались в некотором роде «соавторами» первой публикации манифеста об отречении Николая II. С известной оговоркой к ним следует также отнести и флаг-капитана по оперативной части штаба А.И.Непенина — князя М.Б.Черкасского, и его помощника — начальника Разведывательного управления капитана II ранга И.И.Ренгартена. Можно назвать также и капитана I ранга В.М.Альтфатера, начальника Военно-морского управления при главнокомандующем Северным фронтом Н.В.Рузском.
Очевидно, А.И.Непенин, отдавший распоряжение о немедленной публикации манифеста, стремился как можно быстрее сделать его достоянием гласности. Недаром 2 марта в 20 часов 40 минут, когда проект манифеста Николая II об отречении уже был передан из Ставки во Псков, командующий флотом прислал в штаб Северного фронта телеграмму для доклада царю. В ней он писал: «С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать». Если в течение ближайших часов не будет принято поддержанное главкомами фронтов требование председателя Государственной Думы М.В.Родзянко об отречении, «это повлечет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей родины»(13). В разговоре с А.П.Капнистом по прямому проводу в 21 час 25 минут Непенин сообщил, что ждет с нетерпением решения государя, «чтобы прекратить крайне тяжелое положение в Ревеле», где начальник крепости Императора Петра Великого Герасимов ранен и заменен Лесковым. «Пока еще, — заявлял командующий флотом, — сдерживаю главный беспорядок от мастеровых»(14). 3 марта, в 0 часов 35 минут, то есть семь минут спустя, после того, как из штаба Северного фронта в Ставку было отправлено сообщение о том, что манифест подписан, А.И.Непенин, еще об этом не знавший, телеграфировал А.И.Русину, главнокомандующему Северным фронтом Н.В.Рузскому и начальнику штаба Верховного главнокомандующего М.В.Алексееву: «Меры, находящиеся в моем распоряжении, все приняты, но на них мало надежды. Нужны коренные и срочные (разрядка Непенина. — Авт.) поступки сверху»(15).
Отметим, что текст манифеста был первым делом отправлен командующему Балтийским флотом, и лишь потом — остальным главкомам(16). Как только А.И.Непенин получил текст, командующий распорядился обнародовать его. Сохранилась записка И.И.Ренгартена начальнику южного района связи с приказом комфлота «распространить манифест в самых широких размерах, напечатать в газетах и расклеить по городу для объявления населению»(17).
Расклеенный по городу(18) и опубликованный «Ревельским словом» абдикационный документ завершался так:
«Город, ПСКОВ, 2 марта 1917 года, 3 часа дня
Николай»(19).
Тексту предшествовал набранный заглавными буквами заголовок: «МАНИФЕСТ». Никаких других признаков манифеста, который, как известно, представляет собой особый акт главы государства или высшего органа государственной власти, обращенный к населению, опубликованный документ не содержал. В нем не было ни титула императора, ни обращения к верноподданным. Подпись императора никак и никем не была заверена. Хотя газета сообщила о том, что Николай подписал «акт отречения», но опубликовала она не сам акт, а некий документ в виде «манифеста». Однако появившийся в Петрограде на страницах «Известий Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов» текст «манифеста», полученный из того же источника, то есть «морским путем» через А.И.Непенина, отличался от обнародованного в Ревеле. Отличия касались оформления документа, а именно реквизитов «манифеста». Можно даже сказать, что петроградский вариант был «усовершенствован» — он напоминал официальный документ.
В петроградской публикации также не содержалось ни титула императора, ни обращения к верноподданным. Но подпись Николая оказалась заверенной: «Скрепил Министр Императорского Двора Генерал-адъютант Граф Фредерикс». В «известинском» тексте и дата была обозначена по-другому: «2 марта, 15 часов 1917 г.»; она располагалась после подписи: «Николай». Ниже было напечатано: «Гор. Псков»(20). В тексте, опубликованном в Ревеле, подписи Николая предшествовала следующая фраза: «Город, ПСКОВ, 2 марта 1917 года, 3 часа дня»(21).
«Ревельское слово»:
«Город, ПСКОВ, 2 марта 1917 года, 3 часа дня
Николай».
«Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов»:
«Николай
2 марта, 15 часов 1917 г.
Гор. Псков
Скрепил Министр Императорского Двора Генерал-адъютант Граф Фредерикс».
Как могли появиться такие разночтения в важнейшем официальном документе? Попробуем внимательнее приглядеться к позиции и действиям командующего флотом. А.И.Непенин сообщил А.И.Русину 3 марта, в 8 часов 45 минут, о своей уверенности в том, что вопрос о форме этого документа «не имеет особого значения»(22). Вице-адмирал полагал, что время не терпит, поэтому он самовольно попытался придать полученному им тексту вид манифеста, полагая, что второстепенные детали не так уж и важны(23). Таким образом не очень подготовленный для такой работы А.И.Непенин по своему усмотрению оформил полученный им в виде телеграммы В.Б.Фредерикса текст абдикационного документа. О том же, что этот текст был воспринят именно как телеграмма министра Двора, свидетельствует реакция на него различных подразделений Балтийского флота, куда она была передана А.И.Русиным(24).
Несомненно, что слова: «Город, ПСКОВ, 2 марта 1917 года, 3 часа дня» — вставлены в текст самим командующим. А далее начался разгул «творчества»: редакции ведущих российских газет импровизировали, чтобы придать абдикационному тексту официальные формы Высочайшего манифеста. Например, «Русское слово» опубликовало «манифест» с императорским титулом и обращением к верноподданным. Подписи царя предшествовали слова: «На подлинном е. и. в. рукою подписано». Разумеется, была и скрепа Фредерикса, а под ней стояла дата: «2 марта 1917 года, 15 часов. Город Псков»v(25). Публикация «Утра России» отличалась тем, что слово «Город» было заменено аббревиатурой «Г.», а скрепа Фредерикса располагалась не над датой, а под ней(26). Подобной самодеятельностью отличились и другие газеты.
Но очевидно, что Николай II никогда не подписывал документов, сфабрикованных и затем опубликованных редакциями ведущих газет. Постараемся детально, час за часом, проследить, как фабриковался «манифест» об отречении императора.
- * *
Третьего марта, в 0 часов 28 минут, генерал-квартирмейстер штаба Северного фронта В.Н.Болдырев передал находившемуся в Ставке генерал-квартирмейстеру А.С.Лукомскому сообщение о том, что «манифест подписан»(27). Это же сообщение было переслано из Пскова в штаб флота Балтийского моря в Гельсингфорсе в 1 час ночи(28). В 1 час 25 минут А.И.Непенин послал в Ревель приказ, где говорилось, что, в случае если не будет прислана какая-либо редакция манифеста, следует объявить и распечатать телеграммы Рузского о подписании этих документов(29).
В час ночи Ю.Н.Данилов, начальник штаба Северного фронта, расположенного в Пскове, послал телеграмму М.В.Алексееву, начальнику штаба Верховного главнокомандующего, находившемуся в Ставке в Могилеве: «Его величеством подписаны указы Правительствующему Сенату о бытии председателем Совета министров князю Г.Е.Львову и верховным главнокомандующим… великому князю Николаю Николаевичу. Государь император изволил затем подписать акт отречения от престола… Манифест и указы передаются дополнительно»(30). Эта телеграмма была принята в Могилеве в 1 час 28 минут.
А через две минуты ту же телеграмму получили из Пскова в штабе флота Балтийского моря в Гельсингфорсе(31). В разговоре по прямому проводу с председателем Временного комитета Государственной думы М.В.Родзянко, состоявшемся 3 марта в интервале между шестью и 6 часами 40 минутами утра(32), Алексеев утверждал, что текст манифеста был ему протелеграфирован этой ночью «около двух часов»(33). (Но это едва ли точно; впрочем, «около двух часов» не означает «в два часа ровно».) В телеграмме, отправленной А.И.Гучковым и В.В.Шульгиным из Пскова в Петроград, в Главный штаб, говорилось: «Просим передать председателю Думы Родзянке: “Государь дал согласие на отречение от престола в пользу великого князя Михаила Александровича с обязательством для него принести присягу конституции. Поручение образовать новое правительство дается князю Львову. Одновременно верховным главнокомандующим назначается великий князь Николай Николаевич. Манифест последует немедленно”»(34).
Телеграмма была получена в Петрограде в 2 часа 17 минут(35). Очевидно, когда она отправлялась, манифест еще не был готов к передаче.
В 2 часа 57 минут М.В.Алексеев передал текст телеграммы Ю.Н.Данилова в Тифлис, где находился великий князь Николай Николаевич; в 3 часа 19 минут он начал ее рассылку всем главкомам. При этом Алексеев добавлял, что «по получении по телеграфу манифеста таковой должен быть безотлагательно передан во все армии по телеграфу и, кроме того, напечатан и разослан в части войск»(36). Телеграмма была послана и А.И.Русину. Но в 6 часов 45 минут М.В.Алексеев телеграфировал главкомам, в том числе и начальнику Морского штаба Ставки, требование М.В.Родзянко «задержать всеми мерами и способами объявление того манифеста, который сообщен этой ночью»(37). Однако манифест уже был передан «в Морской штаб для флота». Туда же поступил приказ задержать его обнародование(38). Вопреки приказу А.И.Непенин в 8 часов утра 3 марта доложил А.И.Русину, что «в Ревеле уже объявлено, расклеено и получило широкую огласку»(39). Как уже было отмечено выше, в штаб флота Балтийского моря манифест был передан одним из первых.
- * *
Пятого апреля 1917 года министр юстиции А.Ф.Керенский представил так называемый подлинник документа об отречении в Сенат. 31 августа его передали на хранение обер-прокурору 1-го департамента Сената Г.Е.Старицкому(40). 3 сентября 1917 года, то есть два дня спустя после провозглашения России республикой, сенатор Временного правительства М.А.Дьяконов, возглавлявший западноевропейское отделение Библиотеки Академии наук и фактически руководивший ею, передал этот документ на хранение старшему хранителю рукописного отдела В.И.Срезневскому.
В 1929 году, во время так называемого «академического дела», был обнаружен «акт» отречения(41). Специально созданная группа, возглавляемая председателем правительственной комиссии по проверке аппарата Академии наук СССР Ю.Л.Фигатнером, исследовала этот «акт» на предмет подлинности и 26 октября 1929 года признала его таковым(42). Ныне он находится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), в личном фонде Николая II(43).
Теперь сравним опубликованный в Ревеле текст с тем, который считается подлинником манифеста об отречении.
Манифест открывается словами: «Ставка. Начальнику штаба». В ревельской публикации они отсутствуют. Завершается текст манифеста следующим образом. В левом нижнем углу, на уровне последней строки основного машинописного текста, более мелким шрифтом напечатано: «Г. Псков». Ниже химическим карандашом выведено: «2-го», на машинке напечатано: «Марта», тем же карандашом начертано «15». После идет напечатанное на машинке слово «час.». Следует пропуск, в котором видна подчищенная цифра «3», исправленная затем на «5» и вновь подчищенная. После нее следует напечатанный на машинке текст: «мин. 1917 г.». В итоге получилась надпись: «Г. Псков. 2-го Марта 15 час. мин. 1917 г.».
Ниже этой надписи в правом углу находится сделанная химическим карандашом подпись «Николай». Еще ниже, также в правом углу, располагается выполненная чернилами и разбитая на две строки заверительная подпись: «Министр императорского Двора Генерал-адъютант Граф Фредерикс»(44).
Напомним, что в ревельской публикации значилось: «Город, ПСКОВ, 2 марта 1917 года, 3 часа дня». И в этом тексте не было скрепы Фредерикса. Очевидно, в экземпляре, поступившем затем в Сенат и переданном А.И.Непенину не позднее 3 часов ночи 3 марта, этих реквизитов манифеста не имелось. А была телеграмма с подписью Николая, якобы отправленная Фредериксом начальнику штаба Ставки М.А.Алексееву в 15 часов 2 марта 1917 года. Их внесли уже после того, как текст оказался в Гельсингфорсе и Ревеле. А это означает, что Николай не ставил своей подписи под документом, оформленным именно таким образом.
Несомненно, что не позднее 2 часов ночи 3 марта 1917 года, находясь во Пскове, император подписал какой-то абдикационный документ; ясен и тот факт, что после этого времени царь никаких его экземпляров не подписывал. Об этом неоспоримо свидетельствует собственноручная запись монарха в его дневнике от 2 марта 1917 года: «Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которым я переговорил и передал подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого»(45). Можно уточнить время подписания абдикационного документа. Переговоры с прибывшими во Псков посланцами еще не сформированного Временного правительства А.И.Гучковым и В.В.Шульгиным начались в 23 часа 32 минуты 2 марта, а, как уже отмечалось выше, 3 марта в 0 часов 28 минут генерал-квартирмейстер штаба Северного фронта В.Н.Болдырев передал в Ставку генерал-квартирмейстеру А.С.Лукомскому, что «манифест подписан»(46). В час ночи Ю.Н.Данилов телеграфировал в Ставку о том же. Таким образом, процесс визирования документа занял у монарха всего лишь час.
Неизвестно, что представлял собой документ, подписанный императором. В 20 часов 40 минут(47) 2 марта из Ставки во Псков, где находился царский поезд, был послан проект манифеста об отречении Николая и передаче престола сыну Алексею при регентстве великого князя Михаила. В результате переговоров с А.И.Гучковым и В.В.Шульгиным царь передал им «подписанный и переделанный» текст. Текст, присланный из Ставки, в котором речь шла о передаче престола Алексею, хорошо известен(48).
Из переписки Могилева и Пскова видно, что, обсуждая вопрос о необходимости издания высочайшего акта, который смог бы предотвратить «анархию» и остановить «дальнейшее разложение армии»(49), адресаты предполагали следующую схему действий. Ставка вырабатывает проект манифеста и пересылает его во Псков. Царь в случае одобрения телеграфирует в Могилев согласованный текст и дает разрешение Ставке на его обнародование с пометкой «Псков»(50). Такая схема была оправданна в сложившихся чрезвычайных условиях, когда царь находился в пути из Могилева в Царское Село и когда возникла необходимость обнародованием высочайшего акта разрядить обстановку. Именно на Ставку возлагалась обязанность объявить манифест царя. То, что этот акт должен был иметь форму манифеста со всеми его атрибутами, прекрасно понимали и во Пскове, и в Могилеве.
Ставка выработала проект манифеста об отречении и в 20 часов 40 минут 2 марта телеграфировала его во Псков главнокомандующему Северным фронтом Н.В.Рузскому. Примечательно, что присланный текст состоял только из содержательной части без каких-либо формальных признаков манифеста(51). Предполагалось, что царь его одобрит, и апробированный царем во Пскове текст будет соответственно оформлен в могилевской Ставке и обнародован как манифест. Отредактированный текст манифеста после беседы с А.И.Гучковым и В.В.Шульгиным Николай подписал не позднее 0 часов 28 минут 3 марта. Завизированный монархом текст должен был быть немедленно телеграфирован в Ставку. Но поступил он туда только через два с половиной часа. Точное время отправки в Ставку телеграммы с текстом отречения неизвестно, как неизвестна и сама телеграмма, в которой этот текст передавался. Николай покинул Псков в 2 часа ночи(52) (хотя в дневнике потрясенный царь ошибочно указал в качестве времени своего отъезда 1 час ночи). Уже после того, как А.И.Непенин получил от Н.В.Рузского пересланную ему телеграмму Фредерикса, адресованную А.И.Русину, во Пскове абдикационному тексту с подписью царя придали вид телеграммы, адресованной в Ставку безымянному начальнику штаба. Заметим попутно, что «ревельский вариант» манифеста чрезвычайно важен прежде всего тем, что он подтверждает: полученный командующим Балтийским флотом документ представлял собой в чистом виде тот текст, который был на руках у Н.В.Рузского около 3 часов утра.
Исследователям переписки Николая II хорошо известно, что царь всегда адресовал свои телеграммы в следующей последовательности: «Кому. Куда», а не наоборот, как это значится на абдикационном документе, начинающемся словами: «Ставка. Начальнику штаба». Царь написал бы: «Начальнику штаба. Ставка», и непременно указал бы точно: начальнику какого именно штаба — Верховного главнокомандующего, то есть «наштаверху», или же Морского штаба Ставки, то есть «наморштаверху». По всей видимости, дошедший до нас текст готовился А.И.Гучковым и В.В.Шульгиным вместе с главкосевом Н.В.Рузским и начальником его штаба Ю.Н.Даниловым к отправке в Могилев в виде телеграммы В.Б.Фредерикса, которая должна была изложить содержательную часть абдикационного документа. А.И.Гучков и Н.В.Рузский всегда пользовались в своих телеграммах формулой: «Куда. Кому». Именно ее мы видим на акте, поступившем в Правительствующий Сенат. Внизу страницы было помещено обозначение времени отправки по тому же образцу, который использовался обычно в телеграммах, например, «2 марта. 0 час. 50 мин». Далее следовала подпись отправлявшего телеграмму(53).
Иными словами, абдикационному документу, отправляемому в Ставку для оформления и обнародования в виде манифеста, придали вид телеграммы, датированной 15 часами 2 марта. Был ли в руках у создателей этого «акта» чистый бланк с подписью Николая и обозначением часа и минуты отправки телеграммы, в который впечатали абдикационный текст, либо царь действительно подписал подготовленный к отправке текст, осталось неизвестным. Ясно одно: А.И.Гучков и В.В.Шульгин понимали, что «подписанный и переделанный» даже самим царем текст в таком виде не годился для акта. Им во что бы то ни стало был нужен торжественный акт — манифест. Поэтому во Пскове решили сами оформить абдикационный документ в виде телеграммы с точной датой и придать ей вид официального государственного акта. Однако странный «симбиоз» актового документа и телеграммы получился на редкость неудачным. К дате телеграммы, якобы отправленной 2 марта в 15 часов, припечатали обозначение года: «1917 г.», а перед ней вставили обозначение города: «Г. Псков».
Обозначение места и года издания манифеста было обязательным для актов такого рода. Но получилась очевидная нелепость: «Г. Псков. 2-го марта 15 час. мин. 1917 г.»: ни телеграмма, ни манифест. В телеграммах, как правило, не обозначался год, в манифестах не указывалось время подписания с точностью до часов и минут. Но форма телеграммы была совершенно необходима для фабрикаторов этого «акта». Точное время, в действительности фиктивное, позволяло утверждать, что царь принял решение об отречении в пользу Михаила совершенно добровольно, до приезда делегатов из Петрограда и без всякого давления с их стороны.
Новой власти был нужен не свергнутый монарх, а добровольно отрекшийся император. Дополнительно, для придания телеграмме формы акта, поместили скрепу министра Двора и командующего Императорской квартирой В.Б.Фредерикса. Возможно, пришлось зачистить слова «Г. Псков», которые потом перенесли выше на поля, чтобы оставить место для скрепы. Но подпись царя на телеграммах никогда не заверялась. Наличие же этой скрепы лишало подписанный текст признаков телеграфного отправления.
Очевидно, что подпись Фредерикса под телеграммой, посланной Н.В.Рузским А.И.Непенину, не является подлинной контрассигнацией министра. На указах о назначениях Г.Е.Львова и великого князя Николая Николаевича была помещена надпись: «Контрассигновал министр императорского двора генерал-адъютант граф Фредерикс»(54). Но слова «контрассигновал» на телеграмме, якобы отправленной В.Б.Фредериксом А.И.Русину, не было. Скорее всего, указы о назначениях Г.Е.Львова и великого князя Николая Николаевича с контрассигнацией министра Двора и подали мысль «заверить» так называемый «акт отречения» подписью В.Б.Фредерикса.
Все эти «преобразования» требовали немалого времени. К тому же штаб Северного фронта, где создавали манифест, находился не на псковском вокзале, на рельсах которого стоял царский поезд, а в городе. Для того чтобы как-то объяснить Ставке, почему подписанный царем текст не телеграфируется немедленно, во Пскове пошли на уловку, объявив, что «передача задержана снятием дубликата, который по подписании Государем будет вручен депутату Гучкову»(55). Но Николай уехал в 2 часа ночи. Текст же абдикационного документа стали рассылать только около 3 часов.
Чтобы скрыть сам факт переделки текста абдикационного документа, посланцы новой власти прибегли к объяснению об изготовлении дубликата, которого вовсе не требовалось при оформлении манифеста. Составители документа сами изготовили дубликат, который дошел до нас лишь в фотографической копии. Он был создан следующим образом. Текст, подписанный Николаем, в виде обыкновенной телеграммы со всеми добавленными в него «реквизитами» торжественного акта, сфотографировали. На обоих текстах (машинописном и фотографическом) подписи царя и скрепа Фредерикса абсолютно идентичны, только на первом подпись сделана копировальным карандашом, а на втором — обведена чернилами. Но прежде чем сделать это, в дату на месте обозначения минут вписали цифру «3», которую затем исправили на «5». Получился «дубликат», созданный на пять минут позже оригинала. Для того чтобы «дубликат» отличался от оригинала, якобы подписанного на пять минут раньше, в нем стерли цифру «5». Это объясняет подчистку в дате на подлинном «акте». И становится ясным наличие указания минуты, тогда как документ был якобы подписан ровно в 15 часов. После этого к подписи Николая на обоих экземплярах прибавили росчерк. Но они получились, естественно, не вполне идентичными. «Подлинный» экземпляр оказался с подчисткой. Поэтому предпочитали оперировать фотографическим снимком с датой «15 час 5 мин». Машинопись с подчисткой оказалась в Сенате, потом — в Библиотеке Академии наук и, наконец, в ГАРФ. «Дубликат» же известен пока только в фотографическом варианте. Фотографирование, по-видимому, осуществлял Ю.Н.Данилов. Впоследствии в своих воспоминаниях он вскользь упомянул о том, что делал снимки актов, которые у него потом забрали(56). Таким образом, якобы существовавшая необходимость «снятия дубликата» в действительности была призвана скрыть переработку абдикационного документа в «акт отречения» в форме «манифеста».
В итоге мы можем сделать вполне логичное заключение: текст «манифеста», привезенный в Петроград А.И.Гучковым и В.В.Шульгиным и переданный затем в Сенат, представлял собой неумелую фабрикацию, выполненную ими. Как известно, чтобы подписанный документ стал законом, он должен был пройти установленную процедуру, элементом которой являлось его оформление в соответствии с общепринятыми правилами и порядком делопроизводства высших органов государственной власти Российской империи. В данном случае эта процедура была грубо нарушена: на документе не было печати, его не внесли в Сенат для обсуждения и последующего утверждения, не была осуществлена его публикация в «Правительственном Вестнике». Строго говоря, великий князь Михаил Александрович не имел права отрекаться от того, что ему и не могло принадлежать. Так, не посчитавшись с процедурными вопросами один раз, революционные деятели, утвердившиеся у кормила власти в результате событий февраля–марта 1917 года, обрушили все здание российского государства.
Примечания.
1 Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. М., 1990. С. 33 (далее — Отречение).
2 Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 2 марта.
3 Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 4 марта.
4 Белле В.А. Дни февральской революции в минной дивизии флота в Ревеле // Крушение царизма. Л., 1986. С. 340–341.
5 Ревельское слово. 1917. 3 марта.
6 Ревельское слово. 1917. 4 марта.
7 Там же.
8 РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. № 2. Л. 4; Зингер М.Е. 1917 год в Балтийском флоте. (Опыт источниковедческого исследования революционных событий). Машинопись. Ч. 1. 1 окт. 1924 // РГА ВМФ. Ф. Р-29. Оп. 1. № 153. Л. 93; Смолин А.В. Два адмирала: А.И.Непенин и А.В.Колчак в 1917 г. СПб., 2012. С. 79. 9 Звезда. 2002. № 10. С. 189.
10 Красный архив. 1929. Т. 32. С. 105 (далее — КА).
11 КА. 1927. № 3 (22) С. 30. Устно, не позднее 5 час. 32 мин., манифест был уже объявлен Западному фронту.
12 РГА ВМФ. Ф. Р-92. Оп. 1. № 2. Л. 17–18; Ревельское слово. 1917. 3 марта.
13 КА. 1927. № 3 (22). С. 12.
14 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 1. Л. 169.
15 Там же. № 3. Л. 7.
16 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 3. Л. 8.
17 Там же. Л. 104.
18 РГА ВМФ. Р–92. Оп. 1. № 1. Л. 195. Текст листовки был напечатан в типографии штаба крепости Императора Петра Великого.
19 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 1. Л. 195; Ревельское слово. 1917. 3 марта.
20 Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 4 марта.
21 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 1. Л. 195; Ревельское слово. 1917. 3 марта.
22 КА. 1927. № 3 (22). С. 31.
23 Там же.
24 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 153. Л. 98.
25 Русское слово. 1917. 4 марта.
26 Утро России. 1917. 4 марта.
27 КА. 1927. №. 3 (22). С. 15.
28 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 3. Л. 7, 8.
29 Там же. Л. 9, 10.
30 КА. 1927. № 3 (22). С. 15.
31 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 3. Л. 8.
32 КА. 1927. № 3 (22). С. 15.
33 Там же. С. 25.
34 Там же. С. 15–16.
35 РГИА. Ф. 1278. Оп. 5. № 1245. Л. 10.
36 Там же. Л. 17–18.
37 Там же. Л. 19.
38 Там же. Л. 20.
39 Там же. Л. 30.
40 Историк. 2017. № 3. С. 23; ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. № 2100. Л. 1.
41 См. подробно: Сафонов М.М. С.Ф.Платонов и акт отречения Николая II // Памяти академика Сергея Федоровича Платонова: исследования и материалы. СПб., 2011. С. 146–164.
42 Историк. 2017. № 3. С. 22; ГАРФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 2100-а. Л. 9–11.
43 ГАРФ. Ф. 601. Oп. 1. Д. 2100-а. Л. 5.
44 Там же.
45 Отречение. С. 34.
46 КА. 1927. №. 3 (22). С. 15.
47 Там же. С. 7.
48 Там же. С. 7–8.
49 КА. 1927. № 2. (21). С. 53.
50 Там же. С. 53, 59.
51 КА. 1927. № 3 (22). С. 7–8.
52 Там же. С. 15.
53 Отречение. С. 231. См. подробно: Сафонов М.М. «Манифест подписан. Передача задержана снятием дубликата». Документальные свидетельства Первой мировой войны // Вестник архивиста. 2015. № 3. С. 12–13; Он же. «Ставка. Начальнику штаба». Вокруг отречения Николая II // Сборник научных статей XX Царскосельской конференции. СПб., 2014. С. 474.
54 РГА ВМФ. Р-92. Оп. 1. № 3. Л. 16.
55 КА. 1927. № 3 (22). С. 15.
56 Данилов Ю.Н. Архив русской революции. Т. XIX. Берлин, 1928. С. 240.
Александр Рупасов, Михаил Сафонов, nasledie-rus.ru