События и мифы

Император Николай II и зондаж германскими империями возможностей сепаратного мира с Россией.

Одним из распространённых объяснений участия правительственных кругов союзных держав Антанты в Февральском перевороте в России принято считать якобы имеющееся стремление Императора Николая II заключить сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией. Однако, как свидетельствуют высказывания самих представителей этих кругов, они были полностью уверены в верности Николая II своим союзническим обязательствам. Дж. Бьюкенен утверждал: «мы никогда не имели более преданного друга и союзника, нежели Император Николай». Французский посол М. Палеолог писал, что Царь являлся «образцовым союзником». А французский министр колоний Г. Думерг 19 февраля (3 марта) 1917 г., то есть всего за несколько дней до переворота, был уверен, что у «Императора Николая имеется твёрдое решение довести войну до полной победы».

Между тем, слухи о том, что германские империи готовы заключить сепаратный мир с Россией стали появляться в правительственных кругах Франции и Англии уже в начале 1915 г. Однако Николай II с первого дня войны полностью отвергал такую возможность. 6 (19) сентября 1914 г. король Георг V довёл до русского правительства своё твёрдое убеждение, что никакой мир невозможен пока «решительные события не дадут возможности заключить мир, обеспечивающий разгром военной гегемонии Германии». На докладной записке С.Д. Сазонова по этому вопросу Николай II написал: «Всецело разделяю каждую мысль короля. Прошу графа Бенкендорфа категорически заверить Его Величество, что, несмотря на никакие препятствия или потери, Россия будет бороться с её противниками до конца».

Тем не менее, 22 февраля (6 марта) 1915 г. М. Палеолог секретно телеграфировал Т. Делькассе: «Я получил сегодня сведения из самого достоверного источника, что Император Вильгельм всё ещё силится убедить Императора Николая II заключить сепаратный мир. Он передал через своих привычных посредников (в частности через Витте), что уступит России Константинополь и весь регион, который окружает Проливы. Он в равной степени обещал согласие императора Франца-Иосифа на уступку России Галиции. Мир на таких условиях должен создать альянс, который будет охранять монархический принцип в трёх империях».

15 (28) марта того же года Палеолог телеграфировал Делькассе о своём разговоре с С.Д. Сазоновым, который сообщил, что император Николай II передал ему содержание письма «одного высокопоставленного представителя австрийской аристократии». Имя этого лица Сазонов категорически отказался называть, сообщив только, что его «хорошо знает Император Николай». «Автор письма, — писал Палеолог, — утверждал, что Император Австрии жаждет примириться с Россией. В личном послании он предлагает Императору России послать в Швейцарию доверенное лицо, которое встретиться с эмиссаром императора Австрии. Это может быть позволит им договориться об основах почётного мира». Николай II, сообщал Палеолог, не дал хода этому предложению, полагая, что переговоры, даже официальные, с Австрией являются преждевременными, так как Россия полна решимости потребовать передачу Галиции и Боснии и Герцеговины. Поэтому неправдоподобно, сказал Николай II, чтобы император Франц-Иосиф готов в настоящий момент уступить эти провинции.

Однако, по всей вероятности, попытки императора Франца-Иосифа имели под собой более серьёзные основания, чем обещания кайзера. Дело в том, что идею сепаратного мира России с Австро-Венгрией поддерживали союзники, особенно Франция. Правительство III-й Республики было против полного разгрома Австро-Венгрии. Это открывало России прямой путь к Проливам и возможность решения своей главной геополитической задачи в самом начале войны. Поэтому союзники через А.П. Извольского пытались узнать: будет ли Россия «настаивать на полном разгроме Двуединой монархии и на её окончательном расчленении» или предпочтёт изолировать Германию «путём заключения с Австро-Венгрией сепаратного мира».

М. Палеолог предложил С.Д. Сазонову рассмотреть вопрос о заключении с Австро-Венгрией сепаратного мира, после чего направить все свои силы против Германии. Сазонов ответил, что сама идея сепаратного мира с Австрией «заслуживает внимания». Однако вскоре французское руководство испугалось своей же идеи. Победа России над Австро-Венгрией, по мнению французов, могла охладить стремление русского правительства продолжать войну и отпугнуть Италию от вступления в неё. Поэтому Делькассе просил Палеолога ещё раз встретиться с С.Д. Сазоновым и сказать ему, что он выражал лишь свою личную точку зрения, не имея на то инструкций из Парижа.

Весной 1915 г. немцы, через интернированную в Австрии фрейлину Императрицы Александры Феодоровны М.А. Васильчикову, попытались обратиться к Николаю II с предложением о мире. 25 февраля (9 марта) 1915 г. М.А. Васильчикова из австрийского города Кляйн-Вартенштайн написала Николаю II письмо, в котором сообщала, что она имела встречу с германскими представителями, «двумя немцами и одним австрийцем», которые ее просили передать Государю, что «одно его могучее слово — и потоки крови остановят своё ужасное течение», так как ни «в Австрии, ни в Германии нет никакой ненависти к России, против русских». Васильчикова утверждала, что посланцы были готовы на всё ради мира с Россией. «Я спросила: а Дарданелы? Тут тоже сказали: стоит русскому Царю пожелать и проход будет свободным». Васильчикова не сообщала ни имён, ни должностей своих визитёров, указав только, что они «не дипломаты и люди с положением, которые лично знакомы и в сношениях с царственными правителями Австрии и Германии».

Ни письмо М.А. Васильчиковой, ни высказанные в нём пожелания немецких представителей нельзя отнести к серьёзным политическим шагам германо-австрийского руководства. Оставалось даже неизвестно, с кем фрейлина имела контакт. Сами визитёры кроме ничего незначащих деклараций и обещаний Васильчиковой не сообщили. Так как письма М.А. Васильчиковой были оставлены Николаем II без внимания, то австрийские власти отпустили её в Петроград по случаю смерти матери. Там Васильчикова была арестована, лишена придворного звания и выслана сначала в Черниговскую, а затем в Вологодскую губернии.

Хотели ли в действительности руководители Австро-Венгрии и Германии мира с Россией в 1915 г.? Конечно, неудачи на всех фронтах первого этапа войны не могли не подействовать отрезвляюще на спесивые головы германских политиков и генералов. Но, конечно, ни о каких серьёзных мирных намерениях с их стороны речи идти не могло уже потому, что мир, выгодный для Австрии и Германии был в тех условиях невозможен. Предложение Вильгельма II передать России Константинополь и Проливы, если только оно действительно было, иначе как провокацией назвать нельзя. Германский кайзер не контролировал эти территории. Как бы объяснял Вильгельм II султану необходимость отдать русским столицу Турции? Точно также кайзер не мог гарантировать согласие Франца Иосифа на передачу России Галиции. Наконец, зачем России было идти на сомнительные сделки с кайзером и австрийским императором после их агрессивной, двурушнической политики предвоенного периода, когда владыки германских империй убедительно доказали, что любой договор они считают пустой бумажкой? Во имя чего Россия должна была идти на разрыв с Англией и Францией, союз с которыми, при всех его издержках, давал ей возможность оказаться в числе победителей и получить законно те самые территории, которые России так «щедро» обещал кайзер?

Той же весной 1915 г. датский король Христиан X послал государственного советника, крупного судовладельца Х.Н. Андерсена с секретной миссией в Петроград с целью зондирования почвы для заключения мира. Андерсену на встрече с Николаем II и С.Д. Сазоновым было заявлено, что крупные военные успехи России не допускают и мысли о мире. Из Петрограда Андерсен поехал в Берлин и сообщил кайзеру, что в Петрограде все — «от Царя до министра иностранных дел — идею сепаратного мира с Германией напрочь отвергают».

Однако после успехов германо-австрийской армии летом 1915 г., некоторые представители военно-политических кругов германских империй рассчитывали найти точки соприкосновения с Россией. Наиболее умные деятели из лагеря противника понимали, что их успехи временные и пытались договориться с Россией, пока они находятся в наилучшей для себя позиции. Летом 1915 г. в Петроград вновь приезжал Андресен с новыми предложениями о мире. На этот раз, несмотря на тяжёлое поражение русской армии, с ним отказались говорить ещё более решительно, чем весной. В условиях потери Галиции, Царства Польского и Литвы Россия могла рассчитывать лишь на унизительный неравный мир, о чём, разумеется, Николай II и не помышлял. Царь заверил Андерсена, что союз России с Англией и Францией как никогда крепок и что весной 1916 г. союзники перейдут во всеобщее наступление. В середине 1915 г. австрийский фельдмаршал Конрад фон Гётцендорф считал необходимым не только предложить России сепаратный мир, но и военный союз.

Неудачи 1916 г. тяжело сказывались на экономике Германии и Австро-Венгрии. В Германии неуклонно снижалось производство вооружения, армия была истощена. Население, в силу больших неурожаев, голодало. Моральный дух в войсках неуклонно снижался. Перспектива была мрачной: ни один противник, несмотря на все усилия, не был выведен из войны, всё реальней становилась перспектива вступления в войну США, с их большим экономическим потенциалом.

Германское военное руководство понимало, что во избежание катастрофы необходима передышка или выход одного из противников из войны. Подходящий момент для этого, по их мнению, наступил после разгрома германскими войсками Румынии и кончины 8 (21) ноября 1916 г. австрийского императора Франца Иосифа. Вступивший на престол Австро-Венгрии император Карл I начал искать пути мирного выхода из европейской войны. Такие же поиски активизировала и Германия. Наиболее подходящей стороной для таких переговоров немцы считали Россию. Начальник германского генерального штаба генерал Фалькенгайн утверждал, что «русские могут отступать в огромную глубину своей страны, и мы не можем преследовать их бесконечно». Отсюда германский военный стратег делал вывод о том, что «пока Россия, Франция и Англия выступают вместе, мы не можем победить наших противников так, чтобы обеспечить себе достойный мир. Прежде всего, мы должны стремиться к тому, чтобы вынудить к миру Россию».

Возможность окончания войны путём сепаратного мира обсуждалась не только в германских государствах, но и в России. Весной 1916 г. такую попытку предпринял член Государственного совета, бывший посол России в Японии и США барон Р.Р. Розен, который ещё весной 1915 г. полагал, что «в этой мировой борьбе народов ни одной из борющихся сторон не удастся сокрушить другую». В марте 1916 г. Розен подал министру Двора графу В.Б. Фредериксу записку для передачи Императору Николаю II. В ней автор предлагал послать его частным образом в США «для пропагандирования вопроса о воздействии» Америки «на капитуляцию Германии». Под «капитуляцией» имелся в виду фактически почётный мир. Прочитав записку, Николай II передал Розену, что сочувственно отнёсся к его идее, но окончательное решение примет после доклада ему С.Д. Сазонова. Фактически это был своеобразный отрицательный ответ на предложение Розена, «поскольку Сазонов являлся заведомым противником мира».

Назначение Николаем II в начале 1916 г. председателем Совета министров обрусевшего немца Б.В. Штюрмера оживило в германских кругах надежды на сепаратный мир с Россией. Генерал Общества иезуитов граф В. Ледуховский передавал германскому руководству через «швейцарских друзей»: «Я верю теперь, что возникла возможность для заключения мира. Император Николай самым живейшим образом желает мира, конечно, не из-за его любви к Центральным державам, а из-за того, что он понимает: если война продлится, возникнет угроза его трону и даже жизни. Штюрмер, который, несмотря на свою немецкую фамилию, по крови является чисто русским, разделяет мнение своего Государя и убеждён, что, если война продлится, падение Романовых неизбежно. Теперь очень важно, чтобы Берлин и Вена как можно быстрее воспользовались этим шансом».

Как только эти слова Ледуховского были переданы Бетман-Гольвегу, рейхсканцлер поспешил выступить с заявлением о том, что Германия никогда больше не отдаст «реакционному русскому правительству народы, которые она освободила от Балтики до Волынских болот: поляков, балтов, латышей и литовцев». 23 октября (5 ноября) 1916 г. последовала австро-германская декларация о провозглашении независимости Польши. Эта декларация, по существу означавшая отторжение территории Российской империи, делала любые переговоры о заключении мира с Четверным союзом, даже если бы такое желание и присутствовало у Николая II, невозможными. По словам Бюлова, Царь сказал «одному стороннику мира»: «После этого пинка ногой никакой мир — невозможен».

После войны Э. Людендорф, оправдывая оказанную кайзеровским правительством помощи русским революционерам, в разговоре с князем Н.Д. Жеваховым говорил: «Германия желала мира, только мира, того мира, который Россия не хотела давать, считая себя связанной обязательствами с союзниками. Германия была на грани катастрофы и не могла продолжать войну. Мы три раза обращались к вашему Царю с мирными предложениями, мы соглашались на самые тяжелые условия, ибо осознавали, что речь уже шла не о выгодах, или победах, а о жизни и смерти германской нации, но ваш Царь и слышать не хотел о мире... Тогда мы очутились в положении, когда нельзя было ни рассуждать, ни разбираться в средствах».

Однако эти заявления немецкого генерала полны лукавства. Ни о каких «тяжёлых условиях» в немецких предложениях речи не шло. Действительно, предвидя неминуемое поражение, Германия предлагала России заключить с ней мир и объединиться против Антанты. За это кайзер предлагал Государю Константинополь и Проливы. Но к тому времени эти территории были уже гарантированы России Англией и Францией, и менять союзнические гарантии, подтверждённые секретными договорами, на расплывчатые германские обещания не имело никакого смысла.

А.И. Уткин считал, что «у Запада, в общем и целом никогда не возникало сомнений в лояльности Императора Николая II как союзника — по мировой коалиции. Царь сделал выбор, он определил для себя две главные задачи своего царствования: ликвидировать зависимость от Германии в экономике; найти способ примирения с главным антагонистом предшествующего столетия — Британией». Однако представляется, что А.И. Уткин несколько упростил воззрения Николая II. Речь шла не просто о его желании замириться с Великобританией, но о стремлении решить важнейшие вековые геополитические задачи России, в чём германские государства не желали ей содействовать. Примечательно, что в самый разгар т.н. «мирных» предложений Германии и Австро-Венгрии, непримиримый враг России рейхсканцлер Бетман-Гольвег докладывал кайзеру: «Если развитие военных операций и события в России сделают возможным отбрасывание московской империи на восток и лишение её западных провинций, тогда наше освобождение от этого восточного кошмара будет целью, достойной усилий, великих жертв и исключительного напряжения этой войны».

В декабре 1916 г. немцы в Стокгольме через бывшего болагрского дипломата и общественного деятеля Д. Ризова предложили России сепаратный мир. Николай II, принимая нового министра иностранных дел Н.Н. Покровского, заявил, что он «никогда не заключит сепаратного мира». По поручению Государя Н.Н. Покровский 16 декабря 1916 г. сделал в Государственной думе следующее заявление: «Слова о мире, раздавшиеся из того лагеря, на котором лежит вся тяжесть ответственности за зажженный им небывалый в летописях истории мировой пожар, при всей необычности, не были для союзников неожиданными. Ныне изверившись пробить брешь в нашем союзе, Германия выступает с официальным предложением мира... Все уже принесенные неисчислимые жертвы были бы уничтожены преждевременным заключением мира с врагом, силы которого подорваны, но не обезврежены, и который ищет передышки под обманным лозунгом прочного мира. Русское правительство с негодованием отвергает мысль о самой возможности ныне прервать борьбу и тем дать Германии возможность воспользоваться последним случаем подчинить Европу своей гегемонии. Все мы одинаково проникнуты жизненною для нас необходимостью довести войну до победного конца. И не дадим остановить нас на этом пути никаким уловкам наших врагов».

Таким образом, совокупность исторических источников убедительно свидетельствует, что Николай II в годы Первой мировой войны никогда не помышлял о сепаратном мире с противником, в том числе и потому, что знал волчьи повадки кайзеровского руководства. Царь был убеждён, что мир может быть заключён только после полного разгрома Германии и её сателлитов.

Император Николай II и секретные договорённости с западными союзниками о послевоенных территориальных приобретениях России. 1915-1917 гг.

Переговоры между Императором Николаем II и правительствами Англии и Франции о послевоенном территориальном и политическом переделе Европы начались с самого начала войны. 1 (14) сентября 1914 г. посол Франции в Петрограде М. Палеолог телеграфировал министру иностранных дел Т. Делькассе о состоявшихся между ним, С. Д. Сазоновым и Дж. Бьюкененом переговорах, на которых были сделаны предварительные наброски будущих территориальных изменений после поражения Германии и Австро-Венгрии. В ходе беседы были записаны следующие пункты:

1. Главной задачей трёх союзников является уничтожение могущества Германии, как инструмента военного и политического доминирования; 2. Россия присоединяет нижний бассейн Немана и восточную часть Галиции. Россия присоединяет кроме того для Царства Польского восточную Познань, южную Силезию и западную часть Галиции; 3. Франция возвращает Эльзас-Лотарингию, добавив к ним по своему выбору часть рейнской Пруссии и наместничество; 4. Шлезвиг-Гольштейн будет передан Дании; 6. Королевство Ганновер будет восстановлено; 7. Австро-Венгрия станет трёхсоставной монархией из Австрийской империи, королевства Богемии и Венгерского королевства; 8. Сербия присоединит Боснию и Герцеговину, Далмацию и Северную Албанию; 9. Болгария предоставит Сербии компенсацию за Македонию; 11. Англия, Франция и Япония разделят между собой немецкие колонии; 13. Германия и Австро-Венгрия возместят ущерб, причинённый войной.

8 (21) ноября 1914 г. в Царском Селе состоялась встреча Николая II с Палеологом, на которой были подняты вопросы территориальных изменений после победы^[1]. Содержание беседы нашло разное отражение в мемуарах М. Палеолога и его телеграфном послании президенту Р. Пуанкаре. В воспоминаниях Палеолог приписывает Царю следующие слова: «Самое главное, что мы должны сделать, это уничтожить германский милитаризм, положить конец тому кошмару, в котором Германия нас держит вот уже больше сорока лет.Вот как, приблизительно, я представляю себе результаты, которых Россия вправе ожидать от войны и без которых мой народ не понял бы тех трудов, которые я заставил его понести. Германия должна будет согласиться на исправление границ в Восточной Пруссии. Мой Генеральный штаб хотел бы, чтобы это исправление достигло берегов Вислы; это кажется мне чрезмерным; я посмотрю. Познань и, быть может, часть Силезии будут необходимы для воссоздания Польши. Галиция и северная часть Буковины позволят России достигнуть своих естественных пределов – Карпат. В Малой Азии, я должен буду, естественно, заняться армянами; нельзя будет, конечно, оставить их под турецким игом. Должен ли я буду присоединить Армению? Я присоединю ее только по особой просьбе армян. Если нет – я устрою для них самостоятельное правительство. Наконец, я должен буду обеспечить моей Империи свободный выход через проливы. Мысли мои ещё далеко не установились. Ведь вопрос так важен… Существуют все же два вывода, к которым я всегда возвращаюсь. Первый, что турки должны быть изгнаны из Европы; второй – что Константинополь должен отныне стать нейтральным городом, под международным управлением. Само собою разумеется, что магометане получили бы полную гарантию уважения к их святыням и могилам. Северная Фракия, до линии Энос – Мидия, была бы присоединена к Болгарии. Остальное, от этой линии до берега моря, исключая окрестности Константинополя, было бы отдано России».

Генерал от кавалерии В.А. Сухомлинов, военный министр в 1909-1915 гг., обвинял французского посла во лжи: «В своих воспоминаниях о пребывании у нас, Палеолог рассказывает разные небылицы. Кто хотя мало-мальски имеет понятие о характере, манере говорить Императора Николая II, тот не поверит ни одному слову Палеолога. Сфабрикованы у Палеолога его политические фантазии, под видом дружеской беседы с французским послом Государя, якобы “питавшего большие личные симпатии” к нему. Таких выражений, как “мой народ не понял” и “мой генеральный штаб хотел”, не свойственны были образу речи Государя. Об “устьях Вислы” г. Палеолог сообщил мне новость, на которую я ему могу сказать, что это чистейшая выдумка, ибо Император Николай ему этого говорить не мог, раз подобный вопрос “в моём генеральном штабе” не возбуждался. Приписка к этой фантазии: “я посмотрю”, сорвалась с пера Палеолога, когда он почувствовал сам, что зарапортовался, заведя Государя в чужой огород, так как это вопросы МИД, а не военного. По неискусной подделке этой ясно, что Палеолог совсем не знает Николая II и вкладывает в его уста всякий тенденциозный вздор столичных политиков».

         В телеграмме Палеолога президенту Пуанкаре от 8 (21) ноября 1914 г., разговор с Николаем II изложен гораздо в более деловом тоне. Согласно Палеологу, Царь высказал следующие намерения России: 1) по Германии: присоединение к Российской империи Восточной Пруссии, Познани и польской Силезии; реставрация Гановерского независимого королевства, передача Шлезвига Дании, возвращение Эльзас-Лотарингии Франции. 2) По Австрии: присоединение к России Галиции и Буковины, передачу Боснии-Герцеговины — Сербии и Трансильвании — Румынии. Кроме того, Николай II высказался за предоставление независимости Богемии, Моравии, Каринтии и Хорватии. Примечательно, что М. Палеолог ничего не сообщал о планах Николая II по «изгнанию турок» и «овладению Константинополем», о которых он пишет в своих мемуарах. По всей видимости, эта тема не обсуждалась в Царском Селе 8 (21) ноября 1914 г.

Если раздел Германии не вызывал у французского посла никаких возражений, то раздел империи Габсбургов, который он называл «уничтожением Австро-Венгрии», виделся ему нежелательным. Мнение Палеолога были поддержаны Делькассе, который в своей телеграмме послу настойчиво рекомендовал «не произносить ни слова, которое могло бы дать возможность русскому правительству предположить, что мы поддерживаем его претензии на Австрию». 31 марта (13) апреля 1915 г. Палеолог в телеграмме Делькассе сообщал, что русское правительство уже не собирается ограничиться присоединением Галиции и Буковины: «Они хотят аннексировать также южные склоны Карпат, которые населены славянскими народами (вплоть до Мукачева и Сигета)».

В начале 1915 г. главным вопросом переговоров между Россией и союзниками становится передача проливов Босфора и Дарданелл под контроль России. Следует признать, что довольно распространённое в исторической науке и общественном мнении убеждение, что, вступая в Первую мировую войну, Россия ставила своей первоочередной задачей захват Черноморских проливов, является сильным преувеличением. В августе 1914 г. Россия не могла планировать захват проливов, так как Османская империя вступила в войну на стороне германского блока лишь в конце октября того же года. При этом Петербург прилагал немало усилий, для того чтобы не допустить вступления Стамбула в войну, отлично понимая всю опасность для себя возникновения нового фронта. Вплоть до самого нападения турецко-германского флота на российское побережье, русская дипломатия вела упорную работу с целью убедить младотурецкое правительство вступить в войну на стороне Антанты. Взамен этого, Петербург гарантировал полную территориальную неприкосновенность Османской империи, а значит, вопрос о Проливах и Константинополе автоматически снимался с повестки дня. О.В. Айрапетов отмечает, что ещё в сентябре 1914 г. во время Восточно-Прусской операции «про Константинополь никто не думал».

Нападение Османской империи на Россию в ноябре 1914 г. коренным образом изменило ситуацию. В своем манифесте от 20 октября (2 ноября) 1914 г. Николай II говорил, что «безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для неё ход событий и откроет для России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Чёрного моря». 19 февраля (4 марта) 1915 г. И.Л. Горемыкин довёл до сведения министров, что Великим Князем Николаем Николаевичем получена «директива Государя Императора о необходимости воспользоваться настоящей войной для завладения Босфором и Дарданеллами».

Мысль о скорейшем захвате проливов воспринималась многими представителями русской государственной мысли как дело первостепенной важности. Некоторые из них полагали, что контроль России над проливами важнее союза с Антантой. Так, посланник в Сербии князь Г.И. Трубецкой писал 9 (22) марта 1915 г. министру С.Д. Сазонову: «Проливы должны принадлежать нам. Если мы сможем получить их от Франции и Британии, борясь с Германией, тем лучше; если нет, будет лучше получить их в союзе с Германией против всех остальных».

Успешные действия русской армии в Галиции и в Карпатах зимой-весной 1915 г. побудили Николая II активизировать перед союзниками вопрос о Проливах. 22 февраля (6 марта) 1915 г. С.Д. Сазонов телеграфировал послу в Париже А.П. Извольскому текст русской ноты союзным правительствам: «Ход последних событий привёл Его Величество Императора Николая к мысли, что вопрос о Константинополе и Проливах должен быть решён окончательно согласно вековым чаяниям России. Все решения будут несостоятельны и непрочны, если город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, так же как южная Фракия вплоть до линии Энос-Мидиа, не будут включены в состав Российской империи. Особые интересы Франции и Великобритании в этом регионе будут самым тщательным образом уважены».

В начале марта 1915 г. между Россией и союзниками было разработано будущее управление оккупированного Константинополя. Каждая страна должна была направить туда своего Главноуполномоченного. Русский МИД направил в Главный штаб ВМФ секретный документ «Об установлении штата временного управления Императорского Российского Главноуполномоченного в Царьграде». В нём определялось гражданское управление городом тремя Главноуполномоченными: русским, французским и английским.Однако при этом в документе подчёркивалось: «Необходимо иметь в виду, что установление прочного порядка в Царьграде важно главным образом для России, которой придётся в дальнейшем будущем управлять краем».

14 (27) марта Дж. Бьюкенен вручил С.Д. Сазонову меморандум, составленный им на основании инструкций из Лондона. В нём подтверждалось согласие английского правительства на присоединение к России Проливов, Константинополя и указанных территорий при условии, что война будет доведена до победного конца, а Великобритания и Франция осуществят свои пожелания за счет Оттоманской империи.

Весной 1916 г. председатель Совета министров Б.В. Штюрмер доложил Императору Николаю II о необходимости «ныне же объявить России и Европе о состоявшемся договоре с нашими союзниками, Францией и Англией, об уступке России Константинополя, проливов и береговых полос. Впечатление, которое произведёт в России осуществление исторических заветов, будет огромное. Известие это может быть изложено в виде правительственного сообщения. Я имел случай обменяться мнением с послами великобританским и французским, которые не встречают к сему препятствий».

Между тем, англичане, вынужденные на словах согласиться с требованиями Николая II по Босфору и Дарданеллам, стремились сделать всё, чтобы максимально уменьшить будущее русское господство в этом регионе. Английский посол в Париже Френсис Берти отмечал в своём дневнике 13 (26) февраля 1915 г. «Здесь всё больше возрастает подозрительность касательно намерений России в отношении Константинополя. Считают целесообразным, чтобы Англия и Франция (в этом вопросе Англия ставится вне Франции) заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решить вопрос о будущем этого города и проливов — Дарданелл и Босфора».

Англо-французское командование приступило, не поставив в известность Россию, к разработке Дарданельской операции. Главной целью операции англо-французское командование объясняло «установлением прочной связи с Россией». Операция готовилась крайне поспешно. Позже английский адмирал Валис признал, что «во всей мировой истории нет ни одной операции, которая была бы предпринята на столь скорую руку и которая была бы столь плохо организована». А.П. Извольскому стало известно о намерениях союзников, и он поспешил уведомить об этом Петроград.

         5 (18) марта 1915 г. союзники начали штурмовать двадцать четыре турецких форта, находившихся под командованием немецких офицеров. Все попытки англичан и французов совершить высадку, закончилась провалом, стоившим союзникам 20 тыс. чел. убитыми.

         Сразу же после провала высадки союзников, Николай II отдал приказ о подготовке Босфорской десантной операции. Первоначально её планировали на осень 1916 г. Было решено предпринять высадку у входа в Босфор для завладения его укреплениями. С этой целью была сформирована из отборных частей дивизия под командованием генерал-лейтенанта А.А. Свечина. Операцией должен был руководить генерал Н.Г. Щербачёв, на должность начальника его штаба предполагался генерал Н.Н. Головин.

Летом 1916 г. командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак был вызван в Могилёв, где имел продолжительную встречу с Государем и начальником штаба Царской Ставки генералом М.В. Алексеевым по поводу Босфорской операции. На А.В. Колчака возлагалась задача подготовить морские силы для проведения операции, которую планировали начать после вступления в войну на стороне Антанты Румынии. Русские войска должны были продвинуться вдоль западного побережья Чёрного моря и, форсировав Босфор, перенести боевые действия на территорию Турции. Черноморский флот содействовал сухопутной операции высадкой десантов, огнём артиллерии, захватом Босфора и, наконец, ударом по Константинополю.

         Поражение Румынии заставило русское командование перенести десантную Босфорскую операцию на весну 1917 г. А.Д. Бубнов вспоминал: «По повелению Государя, было тотчас же приступлено к сформированию десантной дивизии, причем Государь повелел, чтобы для укомплектования этой дивизии было отправлено достаточное число особо отличившихся в боях офицеров и солдат — георгиевских кавалеров».

Босфорская операция, на которую Император Николай II возлагал столь большие надежды, стала невозможной после Февральского переворота 1917 г. А.А. Керсновский писал по этому поводу: «Император Николай Александрович чувствовал стратегию. Ключ к выигрышу войны находился на Босфоре».

После выдающихся побед русской армии на Кавказском фронте, взятия Эрзерума и Трапезунда, между Россией, Англией и Францией весной 1916 г. было достигнуто соглашение о разделе Азиатской Турции. В обмен на признание Россией создания независимого арабского государства под эгидой Англии и Франции, последние признали за ней территории, о чём британское правительство известило русского посла в Лондоне графа А.К. Бенкендорфа. В его телеграмме С.Д. Сазонову от 17 (30) мая 1916 г. говорилось, что Англия согласна со следующими российскими притязаниями: «1. Россия аннексирует область Эрзерума, Трапезунда, Вана, Битлиса, вплоть до пункта, подлежащего определению впоследствии, на побережье Чёрного моря, к западу от Трапезунда. 2. Область Курдистана расположенная к югу от Вана и Битлиса, между Мушем, Сортом, течением Тигра, Джезире — ибн Омаром, линией горных вершин, господствующих над Амадией и областью Мерге-вера, будет уступлена России». На подлиннике телеграммы Николай II написал: «Согласен, кроме 1-й ст. Если нашей армии удастся дойти до Синопа, то там и должна будет пройти наша граница».

Особую роль Россия отводила будущему статусу Палестины. 4 (17) марта 1916 г. в памятной записке МИД послам Англии и Франции было заявлено: «Что касается Палестины, то российское правительство согласится на всякий проект, обеспечивающий всем православным учреждениям, находящимся на Святой Земле, свободное отправление своего культа, равно как и сохранение их прежних прав и привилегий, и не выставит никаких принципиальных возражений против поселения еврейских колонистов в этой стране».

   Этим заявлением Императорское правительство пыталось в какой-то мере успокоить страхи молодого, но все более влиятельного сионистского движения. Сионисты опасались, что переход Святой Земли и Иерусалима под контроль православной империи будет означать крушение их планов о построении еврейского государства. Охранное отделение ещё в 1914 г. сообщало: «Среди евреев идёт возбуждение по поводу русско-турецкой войны. Боятся, что русские, победив Турцию, могут лишить евреев сионистских плодов их долголетних усилий в Палестине».

В феврале/марте 1917 г., когда в Петрограде уже свирепствовал бунт, правительство Французской республики, официально признало за Россией «полную свободу в определении её западных границ».

Таким образом, Император Николай II в ходе долгих переговоров добился от союзников признания ими за Россией важнейших геополитических территорий. Главной причиной, почему Англия и Франция были вынуждены признать за Россией эти территории, стали выдающиеся победы русского оружия в Галиции и на Кавказе, рост российского военного и экономического могущества, способность России успешно воевать фактически в одиночку на всех фронтах Великой войны.

[1]Дневники Императора Николая II. 1894-1918. Т. 2. Ч. 2. С. 71.