События и мифы

В конце XIX-нач. ХХ вв. Император Николай II не просто поддержал активное продвижение России на Восток, но и считал его одной из главных задач царствования. Во время встречи с императором Вильгельмом II в Ревеле в августе 1902 г. Николай II сказал, что «он питает особый интерес к Восточной Азии, и рассматривает укрепление и расширение русского влияния в этих областях как задачу именно своего правления»1. Не вызывает сомнений, что Николай II самым активным образом участвовал в разработке «Большой азиатской программы», ее осуществлении, определял и руководил ее главными направлениями.

В конце XIX-начале ХХ вв. устремления Царя в Азию оценивались некоторыми современниками очень высоко. П.А. Бадмаев писал: «Пётр Великий прорубил окно в Европу, и Петербург как великое творение Петра выражает собой мощь русского государства. Николай II прорубил окно на Восток». Крупный востоковед и друг юности Николая II князь Э.Э. Ухтомский утверждал: «Для Всероссийской державы нет другого исхода, — или стать тем, чем она от века призвана быть (мировой силой, сочетающей Запад с Востоком), или бесславно и незаметно пойти по пути падения, потому что Европа сама по себе нас, в конце концов, подавит внешним превосходством своим, а не нами пробужденные восточные народы будут еще опаснее, чем западные иноплеменники». 

Одним из первых, кто зародил интерес в императоре Николае II к Востоку был великий русский путешественник генерал-майор Н.М. Пржевальский. Ещё в бытность цесаревичем, Николай Александрович зачитывался, получаемыми им регулярно письмами Пржевальского с рассказами о его путешествиях по Азии. Но помимо увлекательных рассказов, письма великого путешественника содержали в себе важные политические выводы.Общение с Н.М. Пржевальским стали цесаревича Николая «одним из звеньев длинной цепи событий и влияний», внушившие ему «глубокий интерес к Азии».

В 1891 г. будучи Наследником престола Николай II сам совершит большое путешествие на Восток, которое приведет его к убеждению, что Россия должна развиваться именно в этом направлении. Помимо геополитических причин, Николай II усматривал в этом развитии и причины духовные. Между православной монархической цивилизацией русского народа, его представлениями о Белом Царе, и сакральной цивилизацией Востока с понятиями Ак-Падишаха (Белый Царь у мусульман), воплощения Белой Тары (Белый Царь у буддистов) было много общего, на чем можно было строить здание будущей русско-восточной цивилизации. 

Ухтомский убеждал будущего Царя: «Азиатские народы чувствуют свое родство с Россией. Ухтомский полагал, что Россия и восточную цивилизацию связывают общие корни и общие сакральные представления о мире и его устройстве: «Восток верит не меньше нас и совершенно подобно нам в сверхъестественные свойства русского народного духа, но ценит и понимает их исключительно, потому что мы дорожим лучшим из завещанного нам родной стариной: Самодержавием. Без него Азия неспособна искренно полюбить Россию и безболезненно отожествиться с нею». 

Слова Николая II, что «будущее Россия — в Азии», отражала его глубокое убеждение в необходимости распространения русского влияния на Восток. В беседе с генералом А.Н. Куропаткиным 6 (18) мая 1897 г. Николай II убежденно заметил, что хотел бы сделать все, чтобы «не идти еще раз против мусульман. Мы с ними хорошо ладим». А.Н. Куропаткин выразил уверенность, что «мы привязываем к себе туземцев человечностью и сердечным отношением к ним. Для нас туземец прежде всего такой же человек, как и мы. Мало того, в то время как англичане роют между собою и туземцами пропасть, наши сближаются полностью и даже принимают наружный облик туземцев. Надевают туземную одежду». На эти слова Николай II с большим оживлением ответил: «Да и я сам всегда так думаю. В этом наша сила». 

Особое внимание следует уделить антиколониальному характеру внешней политики Императора Николая II, которая вскользь признавалась отдельными исследователями даже в советские времена. Так, крупнейший историк-востоковед И.С. Канцельсон утверждал, что политика России в Эфиопии в конце XIX-нач. ХХ вв. «объективно способствовала сохранению целостности и независимости» этого африканского государства. По мнению современного историка К.В. Виноградовой политика Российской империи в отношении Эфиопии и сопредельных с ней территорий «объективно носила антиколониальный характер». 

Касаясь помощи Николая II Сиаму (Таиланду), Б.Н. Мельниченко подчеркивает, что Россия «не стремилась приобрести колонию или «сферу влияния», а выступала за сохранения statusquo, поддерживая Сиам в его борьбе за независимость». Николай II был против раздела Турции, Китая и Персии (Ирана) европейскими державами. Русская дипломатия отказалась от военных захватов в Иране и не претендовала на какие-либо изменения границ. Генерал Куропаткин в секретной записке Николаю II «О наших задачах в Персии» писал в 1897 г.: «В течение 70 лет мы не только не захватили какой-либо части Персидской территории, но способствовали охранению целостности ее, даже увеличению. То же желательно продолжать и ныне. 

Какие бы ни были осложнения в Персии, мы не нуждаемся в занятии какой-либо части персидской территории. Это даст нам полную возможность требовать и от других держав, чтобы при всех грядущих в Персии событиях, страна эта осталась в настоящих границах без изменений». Таким образом, Россия выступала гарантом территориальной целостности и самостоятельности Ирана. 

При Николае IIстараниями в основном Императорского Палестинского общества на Ближнем Востоке, в основном на Святой Земле, но и в других областях, открываются русские школы для арабов. 

Первоначально школы открывались лишь в Палестине, в пределах юрисдикции Патриарха Иерусалимского. Но вскоре иерархия Антиохийского Патриархата, учитывая значение русских начальных школ, обратилась к Палестинскому Обществу с просьбой взять под свою опеку школы в Сирии и Ливане. Таким образом к школам Иудеи и Галилеи добавились: Бейрутский округ с 5-ю школами (в 1900-м году), Южно-Сирийская Инспекция с 7-ю мужскими, 12-ю смешанными и 1-ой женской школами, в которых обучалось 2 тыс. 111 мальчиков и 1 тыс. 333 девочки, и Северо-Сирийская Инспекция с 4-мя мужскими, 9-ю смешанными и 1-ой женской школами, в которых обучалось 2 тыс. 518 мальчиков и 1 тыс. 446 девочек. 

Если в 1900-м г. школ насчитывалось 70; в 1904-м году 87 с 10.000 учениками, то в 1907-м году уже 101 школа с 10 тыс. 594 учениками, из них 5 тыс. 526 мальчиков и 5 тыс. 068 девочек. Только в Ливане общество построило 44 школы, в которых обучались тысячи ливанцев. Кроме учителей арабов, часть преподавательского персонала приезжала из России. Знаменитый ливанский мыслитель и писатель Михаил Наими в 1906-1911 гг. учился в Духовной семинарии в Полтаве (1906 ‒ 1911). Мне доводилось читать очень интересное интервью госпожи Светланы Сафа, и она свидетельствует, что до сих пор в ливанских деревнях в домах можно встретить портреты нашего святого Государя Николая II,и все ливанцы в этой деревне помнят, что их деды, прадеды учились в православной школе. 

  
Одновременно с открытием школ русскими оказывалась и большая медицинско-санитарная помощь местному населению. Из отчета Императорского Общества, представленного 28 апреля 1913 г., установлено, что через 1 больницу и 6 амбулаторий прошло паломников, учащихся в русских школах и местного арабского населения 115 тыс. 093 нуждающихся в медицинской помощи. 

Эта политика, проводимая Императорским правительством посредством Палестинского общества, не могла не вызвать, прилив симпатий со стороны местного населения, что в свою очередь, не могло не насторожить конкурентов России в этом регионе.13 января 1899 г. французский посол в Петербурге Густав Луи Монтебелло с тревогой докладывал министру иностранных дел Теофилу Делькассе: «В Бейруте справляют праздник в честь русского Императора. В Сирии всё больше набирает обороты православная пропаганда. Россия распространяет своё влияние по всему Восток». 

В первые месяцы 1898 г. заметно активизировалась в Османской империи германская дипломатия, стремясь создать на её территории военные базы и добиться согласия на строительство железных дорог. Апофеозом должна была стать поездка императора Вильгельма на Ближний Восток, к которой германская дипломатия начала готовиться с весны 1898 г.6. 18 октября (по гр. ст.) 1898 г. Вильгельм II в сопровождении канцлера Бюлова и большой свиты прибыл в Константинополь. 

Официально целью поездки было «паломничество по святым местам». Султан Абдул Гамид был весьма польщён визитом этого «паломника», столь высокого ранга. Турция тогда воспринималась в Европе как умирающее государство и поэтому визит могущественного монарха не мог не польстить самолюбию султана. Из Иерусалима кайзер отправился в Дамаск, где 30 октября 1898 г. по его приказу на гробницу султана Саладина был возложен венок с надписью: «Вильгельм II, германский император и прусский король, доблестному и рыцарскому султану Саладину». На могиле Саладина кайзер произнёс пафосную речь, в которой назвал себя другом Турции и 300 млн мусульман. Визит кайзера не мог не вызвать в высших кругах России чувства раздражения и тревоги. 

Французский военный атташе в Петербурге подполковник Мулен писал военному министру генералу Галифе в апреле 1899 г.: «Император России весьма встревожен и некоторые представители из окружения императора уже серьёзно обсуждают возможность визита в Константинополь и Иерусалим русского Государя и Императрицы, который бы свёл на нет все проекты Вильгельма». Осенью 1899 г., находясь Вольфсгартене, Николай II заявил канцлеру Бернгарду фон Бюлову: «Нет никакого вопроса, в котором интересы Германии и России находились бы в противоречии. Есть только один пункт, в котором вы должны считаться с русскими традициями и бережно к ним относиться — а именно на Ближнем Востоке. Вы не должны создавать впечатления, будто вы хотите вытеснить Россию, в политическом или экономическом отношении, с того Востока, с которым она веками связана многими узами национального и религиозного характера». 

Ухудшение общего положения в Османской империи, вызванного проигранной русско-турецкой войной 1877-1987 гг. и общим политико-экономическим кризисом резко обострило религиозные противоречия, даже там, где их до этого не было. Так, в апреле 1901 г. генеральный консул в Бейруте К.Н. Лишин отмечал, что «чрезвычайное усиление фанатизма во всем бейрутском вилайете, отличавшемся прежде, вследствие своего приморского положения, соседства с Ливаном и частого посещения его европейцами, значительною веротерпимостью». То есть Ливан был одной из самых спокойных территорий Османской империи. Позднее русские консулы объясняли начавшуюся массовую миграцию христиан из Ливана и Сирии в Америку, Австралию и Египет следующим образом: «Выселение христиан объясняется отсутствием здесь фабричной промышленности и бедностью заработков». 

В последней четверти XIX в. европейская напряженность постоянно нарастала из-за углубления противоречий между великими державами: Россией, Англией, Францией, Германией и Австро-Венгрией. Их проти-востояние определяло обстановку в мире, затрагивая интересы и других государств. Конфликты охватили многие регионы: Ближний и Средний Восток, Балканский полуостров, Северную Африку, Дальний Восток, Юго-Восточную Азию. Поэтому для России, как и для других государств, важнейшей проблемой стал поиск союзников для решения собственных задач в этих конфликтах. 

Россия, как любое великое государство, имела свои геополитические интересы, но они не имели ничего общего с агрессией и захватом чужих территорий, т.е. с политикой пресловутого "империализма". Изучение внешней политики Российской империи конца XIX − начала ХХ вв. полностью опровергает ложь о её "империалистических" устремлениях. 

Наоборот, можно с уверенностью говорить о том, что самодержавная Россия являлась самым "не империалистическим" государством, а самодержец был готов отказываться от самых заманчивых геополитических возможностей перед опасностью большой войны. 
После нападения Германии и Австро-Венгрии на Россию в августе 1914 г. последняя никак не могла планировать захват проливов, так как Османская империя вступила в войну на стороне германского блока лишь в конце октября того же года. При этом Россия прилагала немало усилий, для того чтобы не допустить вступления Стамбула в войну, отлично понимая всю опасность для себя возникновения нового фронта. 

Более того, вплоть до самого нападения османо-германского флота на российское побережье, русская дипломатия вела упорную работу с целью убедить младотурецкое правительство выступить против германского блока на стороне Антанты. Взамен этого Петербург гарантировал полную территориальную неприкосновенность Османской империи, а значит, вопрос о проливах и Константинополе автоматически снимался с повестки дня. И лишь после нападения Турции на русское крымское побережье и начала боевых действий, вопрос о проливах появился в планах русского политического руководства. 

  
В феврале 1916 года русская армия, заняв Эрзерум и Битлис, оказалась на ближайших подступах к Ираку и Сирии. Опасаясь перехода арабских стран под русскую оккупацию, союзники поспешили согласовать с Петербургом свои предложения по разделу Османской империи. В обмен на признание Россией создания независимого арабского государства под эгидой Англии и Франции, последние признали за ней следующие территории: «1. Россия аннексирует область Эрзерума, Трапезунда, Вана, Битлиса, вплоть до пункта, подлежащего определению впоследствии, на побережье Чёрного моря, к западу от Трапезунда. 2. Область Курдистана, расположенная к югу от Вана и Битлиса будет уступлена России». На подлиннике телеграммы Николай II написал: «Согласен, кроме 1-й ст. Если нашей армии удастся дойти до Синопа, то там и должна будет пройти наша граница». Кроме того, Российская империя получала контроль над проливами Босфор и Дарданеллы игород Стамбул (Константинополь). 

Особую роль Россия отводила будущему статусу Палестины. 4 (17) марта 1916 г. в памятной записке МИД послам Англии и Франции было заявлено: «Что касается Палестины, то российское правительство согласится на всякий проект, обеспечивающий всем православным учреждениям, находящимся на Святой Земле, свободное отправление своего культа, равно как и сохранение их прежних прав и привилегий, и не выставит никаких принципиальных возражений против поселения еврейских колонистов в этой стране». 

Крушение русского самодержавного царства носило эсхатологический характер, который сознательно или подсознательно понимали все народы, в том числе и не христианские. Потрясает отношение к Русскому Царю арабов. «Не думайте, – говорил один палестинец, – что Русский Царь был только русский. Нет, он был также арабский. Царь – всемогущий покровитель и защитник Православного Востока. Пока Он жил, миллионы арабов жили в мире и безопасности». Другой человек написал: "На Него с упованием взирали не только православные арабы, но и мусульмане, зная, что Русский Царь является для них гарантией мирной и благоденственной жизни. Арабы Сирии, Ливана и Палестины уже тогда считали, что со смертью Царя Николая кончилась человеческая история, и что жизнь на земле потеряла всякий смысл. Арабский траур по Царю Николаю длился несколько лет…».