В Могилёве заговорщики требовали от Императора Николая II покинуть страну в ближайшее время до окончания войны. Между тем, Император Николай II и Императрица Александра Феодоровна воспринимали свою возможную отправку заграницу как насилие. Статский советник В.В. Буймистров вспоминал: «Государь не соглашался даже в будущем покинуть Россию, будучи уверен, что русский народ, столь им любимый, никогда не посягнет на него и его семью». Императрица Александра Федоровна говорила графине А.В. Гендриковой: «Меня угнетает мысль о нашем скором отъезде заграницу. Покинуть Россию мне будет бесконечно тяжело. Хоть я не русской родилась, но сделалась ею. Чем жить где-нибудь в Англии, в королевском замке, на положении почётных изгнанников, я предпочла бы, что бы нам дали какой-нибудь маленький, безвестный уголок земли, но здесь, у нас в России». 

Следует отметить, что англо-французские правящие круги сразу же отстранились от судьбы свергнутого Царя. Глава французской военной миссии при Ставке Императора Николая II дивизионный генерал М. Жанен в 1920 г. в телеграмме французскому верховному комиссару Сибири Р. Могра сделал интересное признание. Объясняя причины фактической выдачи адмирала А.В. Колчака большевистским силам, и тем самым, обрекая адмирала на неминуемую гибель, французский генерал отмечал, что «так же это было сделано с Царём, которого французский посол мне персонально запретил защищать». Сам посол М. Палеолог сообщал в Париж в те дни: «Руководители военных миссий при русской Ставке заявили о готовности сопровождать Императора в Царское Село, желая оказать ему тем самым услугу и защиту. Я приказал генералу Жанену не покидать Могилева».

7 (20) марта 1917 г. А.Ф. Керенский ораторствовал на заседании Совета: «Николай II покинут всеми, и просил покровительства у Временного правительства… Я, как генерал-прокурор, держу судьбу его и всей династии в своих руках. Но наша удивительная революция была начата бескровно, и я не хочу быть Маратом русской революции… В особом поезде я отвезу Николая II в определенную гавань и отправлю его в Англию… Дайте мне на это власть и полномочия». Новые овации, и Керенский покидает собрание». Как справедливо замечал С.П. Мельгунов: «Никаких кровавых лозунгов в смысле расправы с Династией никто в первые дни в массу не бросал».

Однако вместо отправки заграницу 8 (21) марта 1917 г. постановлением Временного правительства Государь и его Семья были лишены свободы. На вопрос адвоката Н.П. Карабчевского, почему Временное правительство немедленно не отправит Императора Николая II «с семьей за границу, чтобы раз навсегда оградить его от унизительных мытарств?», А.Ф. Керенский неохотно ответил: «Это очень сложно, сложнее, нежели вы думаете».

А.Ф. Керенский позднее утверждал, что вывезти Царскую Семью заграницу ему не дал Петроградский совет. Однако по свидетельству А.Я. Гальперина, единый масонский центр в лице Великого Востока народов России крепко держал «под своим негласным контролем и Временное правительство, и Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов». В.В. Кожинов писал, что пресловутое двоевластие на деле «было весьма относительным, в сущности, даже показным: и в правительстве, и в Совете заправляли люди “одной команды”».

Официальный глава Временного правительства князь Г.Е. Львов, говоря о причинах ареста Царской Семьи, указывал, что правительство должно было принять «некоторые меры» в отношении Императора Николая II как «главы государства, только что потерявшего власть». Как мы видим, у Львова нет даже и намека на противодействие Совета.

8 (21) марта Государь попытался в последний раз обратиться к «горячо любимым мною войскам» и собственноручно написал текст обращения: «Исполняйте ваш долг как до сих пор. Защищайте нашу великую Россию изо всех сил. Слушайте ваших начальников. Всякое ослабление порядка службы (дисциплины) только на руку врагу. Твёрдо верю, что не угасла в ваших сердцах беспредельная любовь к Родине. Да благословит вас Господь Бог на дальнейшие подвиги и да ведёт вас от победы к победе Святой Великомученик и Победоносец Георгий».

Попав под цензуру генерала Алексеева, обращение Царя претерпело значительные изменения. Оно было искусно подправлено и отпечатано на машинке. После правки в текст обращения были добавлены фразы про отречение и о «повиновении Временному правительству». Примечательно, что в самом конце печатного текста, точно также как в «манифесте» об отречении стоит подпись Государя и дата «8 марта 1917 г. Ставка». Сверху рукой М.В. Алексеева написано: «Приказ Начальника штаба Верховного главнокомандующего № 371». Временное правительство запретило оглашать в войсках последний приказ Государя. На вопрос, обращённый А.И. Гучкову уже в эмиграции, «почему не был опубликован последний приказ Царя?», что это «послание было несвоевременным, тем более что Николай II собирался вернуться на престол».

8 марта 1917 г. в начале одиннадцати часов утра состоялось прощание Государя со Штабом Ставки. В специальном сообщении, сделанном по приказу Начальника штаба генерала М.В. Алексеева, которое, по существу, является официальным стенографическим отчетом, нет ни слова ни об отречении, ни о «верной службе» Временному правительству: «Господа, в течение полтора года, я работал с вами. Теперь по Воле Божьей и вследствие принятого мною решения, мне приходится расстаться с вами. Благодарю вас за усердную работу со мной и призываю вас работать на пользу всеми нами любимой родины и бороться с врагом до полного его изгнания из пределов России».

Государь попрощался и с другими служащими Ставки. Как писал генерал Д.Н. Дубенский: «Тут сказалась редкая черта в Государе, черта глубочайшего внимания к человеку. Царь прощался с тем или иным лицом, всегда говорил ему то, что особенно дорого этому лицу. Надо было подумать о человеке, вспомнить его интересы, чтобы прощальное слово упало на сердце тому, кто пришел в последний раз взглянуть на своего Монарха. Все одинаково осознавали, что теряют не только Государя, но и человека редких душевных качеств: доброго, отзывчивого, всегда вникавшего в ваше положение, человека широкого ума, образования и полного благородства».

Какие чувства переполняли душу Государя при прощании со Штабом мы узнаем из Его дневника: «Дома прощался с офицерами и казаками Конвоя и Сводного полка — сердце у меня суть не разорвалось!».

Когда Император Николай II, простившись с чинами Штаба в зале верхнего этажа, открыл дверь, вся широкая лестница оказалась битком набитой солдатской массой. На приветствие Государя: «Здорово, братцы!», загрохотал такой ответ, какого, по словам очевидца полковника Б.Н. Сергеевского, он никогда не слышал: «Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!».

Затем в 12 часов дня состоялось прощальная встреча Государя с Его Матушкой — Вдовствующей Императрицей Марией Феодоровной, которая продолжалось до 16 ч. 15 мин. Тогда они не знали, что этой встрече суждено было стать последней, и что в этом мире они уже больше не свидятся.

8 (21) марта 1917 г. в Могилев прибыла думская делегация во главе с А.А. Бубликовым. В нее входили: статский советник и бывший предводитель Юрьевицкого уездного дворянства кадет С.Ф. Грибунин, прогрессист С.А. Калинин, В.М. Вершинин. Все они были членами масонского Великого востока России. Перед отъездом А.Ф. Керенский указал им, чтобы они самого Государя не беспокоили, а поручили объявить ему об аресте генералу М.В. Алексееву.

В телеграмме князя Г.Е. Львова в Ставку сообщалось, что думцы будут сопровождать Государя в Царское Село как главу правительства, отказавшегося от власти, и что эта их командировка означает проявление внимания к нему. Однако это была ложь: как только Император Николай II вошел в поезд, генерал-адъютант М.В. Алексеев, еще накануне осведомленный об истинной цели приезда думских посланников, сообщил Государю, что он «лишен свободы». Генерал С.Д. Позднышев писал: «Алексеев чувствовал неловкость и смущение перед Государем. Его совесть тревожило упорное молчание Царя. Он не выдержал и сказал ему: — Ваше Величество, я действовал в эти дни, руководствуясь моей любовью к Родине и желанием уберечь и оградить армию от развала. Россия тяжка больна; для ее спасения надо было идти на жертвы… Государь пристально посмотрел на него и, ничего не отвечал». В.Д. Набоков отмечал, что у Временного правительства для ареста Государя не было «никаких оснований — ни формальных, ни по существу».

8 (21) марта Император Николай II отбыл из Могилева в Царское Село. На перроне состоялось его прощание с лицами Свиты. Д.Н. Дубенский вспоминал: «Государь шел очень тихо и протягивал руку, подходившим к нему лицам. Большинство со слезами целовали руки Царя. Я никогда не забуду глаз Государя: они были неподвижны, стали светлее, как-то расширены и тяжел бесконечно был их взгляд».

Когда Государь вошёл в вагон, то заметил несколько гимназисток, которые стояли на платформе, пытаясь его увидеть. Государь подошел к окну. Заметив его, гимназистки заплакали и стали показывать знаками, чтобы Государь им что-нибудь написал. Николай II написал на бумаге свое имя и передал девочкам, которые продолжали стоять на перроне, несмотря на сильный мороз, до самого отправления поезда.

9 марта 1917 г. в четверг, Государь в черкеске 6-го Кубанского Казачьего батальона с орденом св. Георгия на груди, молча вышел из вагона на перрон Царскосельского железнодорожного павильона в сопровождении князя В.А. Долгорукова. Его встречал полковник Е.С. Кобылинский, назначенный генералом Л.Г. Корниловым новым начальником царскосельского караула. Здесь же был выстроен взвод 1-го Стрелкового запасного батальона со своим командиром капитаном Ф.В. Аксютой и взвод Запасного батальона стрелков Императорской фамилии с командиром штабс-капитаном Н.А. Апухтиным. Государь поздоровался с Аксютой на что тот демонстративно-вызывающе ответил: «Здравствуйте, господин полковник». Апухтин отошел в сторону, чтобы не отвечать подобным образом. Когда Государь вышел из вагона, лица Свиты «посыпались на перрон и стали быстро разбегаться в разные стороны, озираясь по сторонам, видимо, проникнутые чувством страха, что их узнают. Сцена эта была весьма некрасива». Среди них был близкий друг детства Николая II, начальник Военно-походной канцелярии генерал-майор К.А. Нарышкин, командир железнодорожного батальона генерал-майор С.А. Цабель и другие. Из многочисленных приближенных, приехавших вместе с Государем, только один гофмаршал князь В.А. Долгоруков пожелал сопровождать его в Александровский дворец. Когда Император Николай II вышел из автомобиля возле крыльца, стоявшие на крыльце офицеры с огромными красными бантами не отдали ему честь. Ворота были заперты, никто не спешил их открывать. Наконец через несколько минут вышел какой-то прапорщик и громким голосом произнес: «Открыть ворота бывшему царю!». Часовые отворили ворота, автомобиль въехал, и ворота захлопнулись. Царствование Императора Николая II закончилось — начался Крестный Путь Царя-Мученика.

В тот же день 8 (21) марта, когда Алексеев по заданию думцев арестовал Государя, другой генерал Л.Г. Корнилов арестовал в Александровском дворце Государыню и царских детей. Войдя во дворец, Корнилов, с красным бантом на груди, в сопровождении А.И. Гучкова, потребовал немедленно разбудить «“бывшую Царицу”». Подойдя к Корнилову и не подавая ему руки, Императрица Александра Феодоровна спросила: “Что Вам нужно, генерал?”. Корнилов вытянулся и в почтительном тоне, сказал: «Ваше Императорское Величество… Вам неизвестно, что происходит в Петрограде и в Царском… Мне очень тяжело и неприятно Вам докладывать, но для Вашей же безопасности я принужден Вас…» и замялся. Императрица перебила его: «Мне все очень хорошо известно. Вы пришли меня арестовать?» — «Так точно», — ответил Корнилов. “Больше ничего?” — “Ничего”. Не говоря более ни слова, Императрица повернулась и ушла в свои покои.

Государыня сохранила полное спокойствие в отношении своего будущего. Её беспокоила только судьба Супруга и России. Когда Ю.А. Ден в порыве эмоций сказала: «Я ненавижу Россию» — Императрица Александра Феодоровна резко ответила: «Не смейте говорить этого, Лили. Вы причиняете мне боль... Если Вы меня любите, не говорите никогда, что вы ненавидите Россию. Не надо осуждать людей. Они не ведают, что творят». Назначенный Корниловым первый революционный комендант Александровского дворца штаб-ротмистр П.П. Коцебу сообщил Государыне, что 9 марта вернется Государь. Это известие вызвало у всех Узников великую радость.

9 (22) марта 1917 г. в четверг, Император Николай II был доставлен в Александровский дворец. Когда он проходил через вестибюль никто из офицеров не отдал ему чести, первым это сделал сам Государь. Только тогда все ответили на его приветствие. В своём дневнике Николай II записал: «Скоро и благополучно прибыл в Царское Село — в 11 ¼ ч. Но, Боже, какая разница, на улице и кругом дворца внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошёл наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей». Камердинер А.А. Волков вспоминал, что встреча Государя и Государыни произошла на детской половине: «С улыбочкой они обнялись, поцеловались и пошли к детям». Но комнатная девушка А.С. Демидова рассказывала, что, оставшись друг с другом, Государь и Государыня разрыдались. Сразу по приезду Государь попросил отслужить Божественную литургию. Для этого в Александровский дворец был доставлен отец Афанасий Беляев. Николай II попросил камердинера пройти к нему кабинет для обсуждения времени богослужения. Однако молодой караульный прапорщик в резкой форме запретил это делать.

Чего стоили Государю псковские дни, видно из воспоминаний Ю.А. Ден: «Когда мы вошли в красный салон, и свет упал на лицо Императора, я вздрогнула. В спальне, где освещение было тусклое, я его не сумела разглядеть, но сейчас я заметила, насколько Его Величество изменился. Смертельно бледное лицо покрыто множеством морщинок, виски совершенно седые, вокруг глаз синие круги. Он походил на старика».

Лишив Царскую Семью свободы, Керенский обрёк её на мученический путь, окончившийся подвалом Ипатьевского дома. В.Д. Набоков писал, что арестом Государя и его заключением в Царском Селе был завязан узел, который «16 июля в Екатеринбурге был разрублен «товарищем» Белобородовым».

Весьма осведомленный князь А.П. Щербатов в своих мемуарах сообщает: «В марте 1917 года в войну на стороне Антанты вступила Америка. Из США в адрес английского правительства потоками шли письма от влиятельных американцев-евреев (политиков, представителей капитала) с требованием не принимать на Альбионе бывшего русского Самодержца. <…> Ллойд-Джордж, во избежание осложнений с Вашингтоном и опасаясь, что эмиграция Николая II дестабилизирует обстановку в России, ослабив ее в борьбе с Германией, направил Керенскому шифровку. В ней уведомлялось, что приезд низложенного российского Императора в Великобританию сейчас крайне нежелателен».

Уже в эмиграции, в своих беседах с Керенским Щербатов пытался уяснить истинные мотивы ареста Царской Семьи. Керенский долго избегал обсуждать эту тему. Наконец, на прямой вопрос Щербатова, он ответил: «Решение об аресте Царской Семьи вынесла наша Ложа». Таким образом, истинные причины ареста Царской Семьи, заключались не во внутриполитической ситуации в России, а определенными масонскими планами в ее отношении. Получив карт-бланш от Лондона и Парижа, революционные власти лишили её свободы.

Автор: Петр Мультатули
Источник: rusorel.info